|
Бабы и дети заперлись по своим хатам. В избе Ильи светился огонь. - Что там делается у него? - спрашивали те, кто стоял, за теснотою, на дворе. - Царское положение читает со стариками народу про посредников и про становых. - Да нам же читал посредник. - То подложное. Там главные страницы вырваны. А на самом посреднике царских знаков нет; он только кричит, ничего не поймешь, да бородой ковыляет. На дворе зашумели. - Идет, идет с книжкою. - Кто? - Сам Илья Романыч. Илья вышел из хаты. Сзади него держали фонарь. - Православные! - сказал он, кланяясь на все стороны, - старики согласились и положили не сдаваться. Мне что? Отстоите меня, спасибо; нет, голову за вас положу. - Будь спокоен, не выдадим тебя. Как можно! Всех пусть берут! - загудел народ. Илья поклонился опять. - А сечь нас не полагается. Приедет становой, просите; не послушается, не сдавайтесь. Силой станет брать, гоните его понятых. Что нам теперь? Мы вольные... А чтоб лучше столковаться, пойдем за слободу в поле. - Пойдем, пойдем! - заговорили есауловцы, а с ними авдулинцы, чередеевцы, савинские и прочие поселяне и посланцы от разных сел и хуторов, между которыми находились и старые знакомцы Ильи, сапожник и квасник. Они особенно благоговейно его слушали, с трепетом в толпе произносили его имя, восторженно выхваляя его народу. Огромная толпа двинулась впотьмах к Кукушкиным кучугурам. Есауловка вдруг стихла. Кое-где только отзывались собаки, жалобно в потемках лая в ту сторону, куда пошел народ. - Ну, слава богу, затихли! - сказали про себя князь, гости и приказчик, засыпая в разных местах, - завтра будет становой; он их уймет сразу и окончательно. Еще беседовать думают с мужичьем, кротостью брать! Заря застала Есауловку такою же тихою. Все мирно спали. Спал в своей хате и Илья Танцур, крепко обняв напуганную Настю, которая одна в целом селе не спала, прислушиваясь к дыханию Ильи, приглядываясь к его усталому, бледному и изнуренному лицу, и при занимающемся рассвете думала многое, многое, повторяя про себя: "Ах ты, бедный, бедный! Завязал ты себе глаза от света божьего. Пропали наши головушки; пропала и моя доля навеки. Не видала я счастья; не видючи и в гроб лягу!" Но, кроме Насти, не спал еще один человек в Есауловке, именно флейтист Кирилло Безуглый. Как друга Ильи, его все теперь уважали, заискивали в нем. Он лежал на нарах в общей квартире музыкантов и думал: "Ишь ты, как Илья-то силы забрал. Князь тут, ждут станового, а он с Настей перешел себе в свою хату, да и баста. |
