Раньше такого не было! Раньше грязь не приставала, стекала, как роса с чистого листочка, теперь не так.

Наградной лист жег руки. Оле уже казалось, что ее, как короля в сказке, вывели голышом на улицу, уверяя, что на самом деле она распрекрасно одета, просто все кругом дураки и ничего не понимают.

Она открыла глаза и с ненавистью посмотрела на учителя. Тот сидел напротив и как ни в чем не бывало читал книжку.

– Я не буду больше заниматься, – ломким голосом заявила она.

Герман Иосифович поднял глаза от книги и сухо осведомился о причинах. Проще всего было сказать правду: «Не хочу», но снова пакостное «я» вылезло и запутало все дело:

– У меня не получится. Не будет результата.

Он аккуратно, закладкой, заложил книгу.

– Как минимум один раз у вас получилось выполнить установку тренера. Я доволен вашими сегодняшними результатами.

– Ну так и забирайте их, – с раздражением бросила она, – и слова, и наградной лист тоже.

– Выводы о целесообразности занятий может делать только тренер, – заметил Вакарчук с укоризной, бережно поднимая с пола и складывая лист. – Потрачено немало сил и времени, которые можно было бы применить куда более разумно…

– Вы что, думаете, мне стыдно? Ни вот столечко! – она показала на пальцах.

Он прямо и долго-предолго смотрел в глаза – ох и взгляд это был. Точно в прицел заглянула.

– Оставьте дамские пошлости, Гладкова. Тогда из вас, возможно, получится настоящий спортсмен…

– Кто вам сказал, что мне это надо? – огрызнулась Оля.

– …и достойный советский человек, – невозмутимо закончил Герман Иосифович. – Но для этого надо взять себя в руки. Не распускать слюни при каждой неудаче. Это глупо и не по-товарищески. Вы показали себя сегодня с хорошей стороны. Если вы выкинете из головы глупости…

Кровь прилила к Олиному лицу, даже глаза покраснели, приподнялись бледные губы, обнажая зубки:

– Кто вам дал право со мной так разговаривать? – процедила она, забыв о том, что она воспитанная, деликатная девочка, что перед ней преподаватель, что приличные люди себя так не ведут.

Ответом ей было два слова:

– Да. Дела, – и Вакарчук, открыв книгу, снова погрузился в чтение.

Электричка причалила к перрону около пяти вечера, уже темнело. Герман Иосифович сошел первым, протянул руку. Ольга с остервенением оттолкнула ее:

– Идите к черту, – и, вздернув нос, быстро пошла прочь.

* * *

Акимов с Остапчуком в кои-то веки умудрились прийти на службу раньше ядовитого циклопа Сорокина, но порадоваться этому не успели: немедленно по их приходе за дверью отделения послышался топот – это спешила по улице письмоносица товарищ Ткач.

Ввалившись в отделение, она издала крик: «Грабют!» – и рухнула на стул. Остапчук чуть не поперхнулся кипятком, Акимов молча смотрел, надеясь, что сейчас товарищ Ткач все-таки закончит отдуваться и скажет что-то дельное. Кого «грабют» и где? Наконец Остапчук спросил:

– Кого?

А Акимов спросил:

– Где?

– Там, все там, – товарищ Ткач махнула рукой куда-то в вечность. – Сейчас вот иду по Нестерова, смотрю – калитка приоткрыта, а оне тут как тут: один подушку тащит, другой – матрас.

– Кто «оне», кто? – вскинулся Акимов.

– Ну кто-кто?! Злодеи.