Чего ж не пойти не разнюхать, о чем там эти двое растабарывают?

Он вернулся к тиру, зашел за угол, быстро осмотрелся и кошкой метнулся вверх по водостоку, к освещенному окну мансарды.

Они были по-прежнему там, сидели у стола, в креслах, разговор, судя по позам и выражениям физиономий, шел у них непростой. По счастью, старая оконная замазка местами вывалилась кусками, так что не только холодный воздух проникал внутрь, но и звуки вырывались наружу.

…– Гера, я тебе еще когда сказал: с такими вещицами давай сразу в ломбард. Мне нужно на кон выставлять, а не на аукцион.

Герман пожал плечами:

– Вещь дорогая. Зачем же брали, если не в состоянии расплатиться?

Череп, сложив руки на животе, покрутил пальцами:

– Почему ж не надо – надо. Что ж я, не понимаю? Потому и взял, что вещь сто́ящая. И отвалил жирнее, чем обычно. Заметь – без ордера «Ювелирторга».

– Это что-то новенькое? – поинтересовался Вакарчук. – Правила поменяли на ходу?

– Постараюсь донести в более доступной для тебя форме. Я не спрашиваю, откуда у тебя все это – беру беззвучно. И ты мог бы…

– …сговаривались на десять кусков, – прервал тот, морщась и потирая висок. – Вы, как изволили выразиться, отвалили только пять, ссылаясь на «обстоятельства». Извольте, Владимир Алексеевич, или вещицу обратно, или деньги. Прикажете получить?

– Эх, деньги-деньги, – вздохнул Череп, – все беды наши от них. Только и разговоров, что о деньгах. О душе бы подумал, Гера. Пора уже, чай, не мальчик.

Вакарчук не ответил, лишь вздернул брови.

– Да и зачем тебе деньги, дружок? Ты же все равно и тратить-то их не будешь. Некуда тебе их тратить. Не пьешь, не куришь, бабочки тебя тоже не интересуют…

– Бабочки? – удивился Герман.

Череп поморщился:

– Слушай, я же с тобой по-русски говорю. Бабочки, – он изобразил руками то, чем отличаются женщины от мужчин, – бабы, проще говоря.

– Ну, хватит, – отрезал он. – Платите или нет?

– Нет у меня сейчас денег, Гера. Вот будут, тогда…

– Когда?

– С деньгами заминка. Приезжай через недельку.

– Это уже третья «неделька». Сдается, что меня водят за нос.

Череп хлопнул пухлой ладонью по столу:

– Вот тебе гроши за сегодняшнюю партию, бери и иди свой дорогой.

Вакарчук спокойно пересчитал деньги, подбив их по краям в пачки, уложил в чемодан:

– Это я возьму, благодарю. Еще с вас пять тысяч, пожалуйста.

Череп встал, прошел взад-вперед по помещению, бросил взгляд в оконце – Колька отпрянул.

– Тут кое-что произошло, – начал он снова дружелюбно и как-то проникновенно, как старший дядюшка любимому племяшу, – я намедни прикинул наши с тобой делишки. И сложилось стойкое ощущение, что в совокупности ты уже наработал лет на десять… Смертную казнь, конечно, отменили, только ведь за тобой, милый друг, наверняка куча других подвигов, а?

– То есть вы мне угрожаете? – уточнил Герман после паузы.

– Я просто доношу до тебя мысль, что в нашем деле, коли за ниточку потянуть, чего только не повылезает. Не получится, дружочек, сделанное несделанным сделать, – довольный плоским каламбуром, Череп уселся на край стола, навис над собеседником, – время такое… А у меня, изволь видеть, в местном отделении рука.