Я пробыл в этой квартире несколько часов. Там было душновато, и пришлось открыть окно в гостиной, а потом еще одно, в спальне, целостность которого я нарушил, и устроить небольшую вентиляцию. Отыскать место, где несчастный Кэппи Хоберман истек кровью, не составляло труда. Они не стали обводить тело мелом или помечать липкой лентой. Теперь так не делают — предпочитают, чтобы штатный фотограф извел несколько роликов пленки, запечатлевая тело в разных ракурсах, а уже потом увозят жертву. Но кровь — не их забота, и довольно много этой самой крови впиталось в ковер.

Я стоял и смотрел на него. Хоберман умер на обюссонском ковре, и, надо сказать, кровь изрядно подпортила внешний вид последнего. Даже если Кэндлмас приобрел этот ковер, ну, скажем, не у законного его владельца, все равно он, должно быть, выложил за него немалую сумму. Теперь же обюссон выглядел просто ужасно. Впрочем, может, кто-нибудь когда-нибудь и сумеет вывести эти пятна. Теперь у нас полно разных химикатов и энзимов, кровь можно вывести хоть с чего.

Единственное, что невозможно, так это закачать ее обратно в Хобермана.

Я бродил по квартире, мысленно прокручивая различные варианты развития событий. Вот Хоберман дарит Чарли Уиксу резную мышку, долго у него не засиживается, возвращается сюда. Естественно, на такси, потому как рядом уже не было меня, сторонника пеших прогулок. И вот нечто сказанное или сделанное им вынуждает Кэндлмаса пойти на убийство. Кэндлмас хватает что-то острое — ну, допустим, вот этот нож для разрезания бумаги, или один из кухонных ножей фирмы «Сабатье», или же любое другое подходящее для данной цели орудие. Кэндлмас наносит удар, Хоберман падает, а Кэндлмас выскальзывает из квартиры и спешит куда-нибудь на Вторую авеню в поисках плотных пластиковых пакетов и электролобзика.

Ну а дальше что?..

Чуть раньше мы с Уиксом разработали вариант, согласно которому Кэндлмас, возвратившись домой, застает на месте трагедии полицейских, бормочет нечто вроде: «Бог ты мой, попался!» — и снова выскальзывает в ночь. Но его собственная смерть заставляет усомниться в этой версии. По всей видимости, он, оставив истекающего кровью Хобермана, с кем-то неожиданно столкнулся. Возможно, не к тому человеку обратился за помощью или этот кто-то устроил ему засаду.

Может, это был тот самый человек, позвонивший по 9-1-1 и направивший полицию на Семьдесят шестую?.. Как бы то ни было, полиция прибыла, и Хоберман, очевидно, еще дышал, когда Кэндлмас смылся. Раны оказались смертельными, но он еще был жив, хоть и неподвижен, и, очевидно, — без сознания. И вот, пребывая в столь плачевном состоянии, он каким-то образом собрался с силами и начертал шесть загадочных букв на моем до того девственно-чистом атташе-кейсе, используя в качестве чернил собственную кровь. А затем, вероятней всего в тот момент, когда представители закона решили послать за слесарем, доблестный капитан испустил дух.

Наверное, примерно в то же время сам я находился внизу, в подъезде, ломая голову над тем, что могло случиться с Кэндлмасом, и решая, стоит ли входить к нему в квартиру с помощью отмычек. Даже оглушенному «Людомиром», мне хватило ума отказаться от этой затеи. Что ж, то было очень мудрое решение, особенно если учесть, во что я мог вляпаться. Я, разумеется, смог бы сэкономить городской казне затраты на услуги слесаря, но пришлось бы давать кучу объяснений, и задачу эту изрядно усложнял тот факт, что обнаруженный в квартире кейс оказался моим.

Эта последняя версия казалась мне более логичной и уж куда совершеннее той, что мы с Чарли Уиксом сочинили прошлым утром за кофе. Становилась понятнее ситуация с тем таинственным телефонным звонком в полицию, послание, оставленное умирающим, тоже заняло свою нишу.