Я лишь потом по случайным приметам,

По пустякам догадалась о многом:

Был этот день мне прощальным приветом

Будто бы мир не лежал за порогом.

Будто бы не было слежек и ссылок,

И санитаров из желтого дома,

И запрещенных тюремных посылок,

И про евреев ни слова худого.

Будто беды мы все время не ждали,

Будто опять не захлопнулась клетка, –

Так в этот день умывался дождями

Милый мне лес в предвкушении лета!

Так мне березы кивали повинно,

Так покаянно прощенья просили,

Будто бы Родиной, а не Чужбиной,

Снова могла обернуться Россия!

1971

Високосный год

В неурожайном, високосном, роковом

Ищу приюта, как бездомная собака,

А за стеной интеллигентный разговор

О самиздате и о музыке до Баха.

А за стеной уже построена шкала

По черным спискам от Христа до Робеспьера,

И несмолкаемо во все колокола

Звонят деревья облетающего сквера.

Ах, в этот черный, високосный, роковой

Заприте дверь свою и окна занавесьте, –

Ведь все равно не догадаться, для кого

Осенний благовест несет благие вести.

Ведь все равно не угадать, что суждено,

Не нарушая связи следственно причинной:

Пусть хоть разлука – не с разрухой заодно,

Пусть хоть разрыв – но лишь концом, а не кончиной!

Пусть расставанье – не враждой и не войной,

Пусть кровь и око – не за кровь и не за око,

Чтобы земля моя, покинутая мной,

Не поплатилась – справедливо и жестоко!

Но не земля на пепелищах, а зола,

Но для амнистий, видно, время не приспело,

И ловко шьются уголовные дела

По черным спискам от Христа до Робеспьера.

Но тверд расчет у орудийного ствола,

Но раскаляется земная атмосфера…

И несмолкаемо во все колокола

Звонят деревья облетающего сквера…

Октябрь декабрь 1972

Ломбардная баллада

Монотонно, запасясь терпеньем,

Оставляя город под собой,

Я всхожу по каменным ступеням

Вверх, на Исаакьевский собор.

Подо мной парадом юбилеев

Изукрашен мрамор колоннад,

В доме за углом, где жил Рылеев,

Деньги под залог дает ломбард.

Возле стен, где рушились святыни,

Где гудел набат бунтовщиков,

Бережно хранятся в нафталине

Вереницы шуб и пиджаков.

В комнате, где крестным целованьем

Отвергалась истинность присяг,

Нежится каракуль в целлофане

И часы безмолвные висят.

За стеклом хранятся самоцветы

И хрусталь упрятан под замок,

Будто под огромные проценты

Отдана история в залог.

Будто стало прошлое обузой

И его охотно сбыли с рук,

Будто не распутать вечный узел

И не разомкнуть проклятый круг.

Будто бы вокруг стоят постоем

Оккупационные войска,

Будто бы стою я перед строем,

Ощущая холод у виска.

Будто бы к мостам, в стихах воспетым,

Рухну я, подстреленная влет.

…В Мойке, за гранитным парапетом

Битые бутылки вмерзли в лед.

1972

Санкт Петербург

Над сизой изморозью бухт,

Над медленной рекой

Начертан был Санкт Петербург

Немецкою рукой.

И вырос город на воде,

Шагая напрямик

В неоспоримой правоте

И краткости прямых.