|
Серов с удивлением нахмурился: - Это что за три волхва? [39] - Хр-р… Стар-рички от пр-равителя этой дыр-ры и при них - толмач, - доложил Хрипатый. - Выкуп обещают. Чтобы мы, значит, не бр-росали ядер-р в их гадючник. Толстяк, отдуваясь, повел рукой, и тощий выступил вперед: - Мой, недостойный, говорить на инглиш. Кади Хасан ибн Фатих аби Хамза, светоч правосудия, опрашивать: как твой почтенный имя? Откуда ты пришел, ага? И зачем громишь город? - Я ищу женщину по имени Шейла и своих людей, захваченных Караманом, - сказал Серов. - А пришел я с запада, из-за океана, и зовут меня капитан Серра. - Рейс Сирулла? - переспросил тощий. - Дьявол с ним, пусть будет Сирулла! Где Караман? - Караман нет. Ушел! - Рука тощего вытянулась в сторону моря. Потом он низко поклонился, сложив ладони перед грудью. - Ля илляха иллялах, Мухаммад расулла… Мудрый кади говорить, мой перекладывать речь почтенный акил, чтобы текла из мудрый уст в благожелательный уши реис-ага и расцветала в них, как роза в сад Аллаха. Мой… - Смолкни, - приказал Серов. - У меня есть свой переводчик. Ну-ка, Мартин, узнай, что им нужно. Деласкес заговорил на арабском, тучный отвечал, морщась после каждого слова так, будто в глотку ему вливали уксус. Бородатый старец уставился на море, пальцы его двигались, перебирая четки, губы беззвучно шевелились - должно быть, он читал молитвы. Тощий переводчик отступил назад, спрятавшись за спиной толстяка. - Это посланцы эмира, дон капитан, - молвил Деласкес, перейдя на английский. - Тот, что с четками - улем, служитель Аллаха, а другой - кади, городской судья. С ними катиб правителя… это как писец в западных странах, помощник во всяких делах, тайных или явных. Он… - Секретарь, - подсказал Серов. - Значит, улем и кади… Важные персоны! А почему этот писец назвал их акилами? - Акил означает мудрец, - сообщил мальтиец. - Улем и судья - самые мудрые люди в городе. Конечно не считая эмира, который их прислал. Они говорят, что Караман удалился из гавани, и что он - не их человек, даже не магрибинец, и они за него не отвечают. Они просят - ради Аллаха и христианского Бога! - не обстреливать город и не губить людей. Они говорят, что хоть наша и их вера различны, но Аллах и Христос благоволят милосердным, добрым и щедрым. Они готовы заплатить и хотят услышать цену. «Восток - дело тонкое, особенно когда касается торговли», - подумал Серов и переглянулся с Теггом. Его помощник положил ладонь на грудь, вытянул три пальца, побарабанил ими по камзолу, потом сунул пятерню за пазуху и принялся чесаться. - Тридцать тысяч испанских талеров, - вымолвил Серов. - И передай улему и кади, что мое милосердие зависит от их щедрости. Сейчас я буду обедать. Когда закончу, сундуки с монетой должны быть на пристани. Катиб-переводчик и Мартин Деласкес заговорили разом, и лицо толстого кади вытянулось. Обменявшись парой фраз с улемом, он сообщил, что надо подумать и посоветоваться, ибо сказано Пророком: торопливый теряет, мудрый находит. Но в этот момент вспыхнули два пиратских корабля, подожженных Эриком Свенсоном, и посланцы эмира догадались, что время совещаний и раздумий истекло. Кади повернулся к Деласкесу и что-то пробурчал. - Выкуп будет уплачен, но у них не хватает талеров, - сообщил мальтиец. - Половина будет в турецких курушах [40] , из расчета пять курушей за четыре талера. Это справедливо, синьор капитан. - Куруши так куруши, - кивнул Серов. - Хоть тугрики, только выплату пусть не затягивают. |
