Турок с кривой короткой саблей заступил Серову дорогу, но Рик, черной тенью проскользнув вперед, проломил ему череп ударом приклада. Другой надсмотрщик, огромный, как буйвол, трудился в дальнем конце помоста, с яростью хлестал гребцов - толстая плеть свистела и брызгала кровью. Это тоже было привычно Серову, побывавшему на двух десятках пиратских шебек: в момент схватки на палубе невольников избивали, чтобы предотвратить мятеж. Обычно их не ковали в железо, кроме самых дерзких - кандалы и цепи мешали грести, но тут был в оковах каждый второй, а может, и все.

    - Возьмите его. Живым! - приказал Серов, вытягивая клинок к гиганту-надсмотрщику.

    Рик и Черч бросили мушкеты, обнажили тесаки и, как пара волкодавов, устремились к турку. Черч перерубил рукоять бича, Рик, ловкий, как пантера, зашел сзади, накинул на шею османа петлю и потянул, упершись коленом в поясницу. Надсмотрщик захрипел, пытаясь освободиться, но тут же замер, глядя на саблю Черча, просунутую между ног.

    - Дернешься, пес помойный, яйца отрежу, - пообещал Черч. Его глаза горели дьявольским огнем.

    - Ведите на палубу, - приказал Серов, разглядывая невольников. - Спокойно, пропащие души! Я, капитан Серра, взял этот корабль. Все будут свободны, клянусь Господом. Считайте, что вы родились во второй раз. - Повторив это на французском, он спросил: - Кому принадлежит шебека? Кто тут рейс? Караман?

    - Эль-Хаджи, - зашелестело в ответ. - Проклятый Эль-Хаджи, зверь, негодяй, ублюдок… Дьявол из преисподней…

    - Черт! Опять неудача! - Серов повернулся и полез по трапу наверх.

    Там корсары уже обшаривали убитых, резали раненых и швыряли трупы за борт. «Дрозд» и «Дятел», сцепившиеся с двумя другими шебеками, в помощи не ну ждались - там тоже шла резня, слышались вопли погибающих и пистолетные выстрелы. Не приходилось удивляться, что гребцы-невольники из Эс-Сувейры и с пиратских шебек так быстро слились с командой «Ворона», усвоив приемы и обычаи Берегового братства. Попавшие на гребные скамьи турецких или магрибских галер были солдатами и моряками, плененными в бою; они не могли надеяться на милосердие своих хозяев и даже на выкуп, ибо считались убийцами правоверных. Те, кто выжил на галерах, были яростны, жестоки и крепки, как сталь; отличный материал для вербовки в корсарское воинство.

    Рик и Черч тащили турка-надсмотрщика на ют, Серов шел следом, перешагивая через мертвые тела. «Доска не нужна, - подумалось ему, - живых, похоже, не осталось». Но он ошибся.

    - Капитан! Капитан, якорь мне в бок! Сюда иди! Глянь, кого словили!

    Серов обернулся. На палубе у грот-мачты был распластан турок в чалме и шитой серебром епанче; он лежал ничком, уткнувшись носом в доски, а на его спине и ногах сидели Мортимер и Алан Шестипалый. Турок, очевидно, задыхался и то и дело начинал ворочаться. Тогда Алан колол его в задницу острием кинжала.

    - Моя добыча! - заявил Мортимер. - Он в меня из пистоля палил, и саблей размахивал, но я…

    - Не ты, а я его взял! - ухмыльнулся Алан. - Ты, краб вонючий, уже штаны намочил, когда он едва до кишек твоих не добрался!

    - Взял! Надо же, взял! Врезал сзади по башке, когда я с ним дрался! Мой сарацин, клянусь преисподней! И награда тоже моя!

    Алан ощерился и стиснул кулаки:

    - Язык у тебя длиннее тесака.