Изменить размер шрифта - +

Сценическая жизнь «Воронова крыла» была сплошным триумфом, а так как нет ни одного светского льва, который не был бы в нее влюблен, то нетрудно представить себе, какая у нее репутация. Леди Трам готова скорее умереть, чем заговорить с этой несчастной молодой женщиной; к тому же у Трамов появилась новая ученица, настоящая сирена, но вполне безопасная, она обладает внешностью Венеры и умом Музы и вот-вот должна выступить на сцене одного из театров. Бароски неизменно повторяет, что «„Воронофо крыло“ так же нерафнотушна ко мне как преште». В обществе Морджиану принимают весьма неохотно, а если она приезжает в дом, чтобы принять участие в концерте, мисс Прим в сильнейшем страхе спешит прочь, боясь, как бы эта «особа» не осмелилась с ней заговорить.

Уокера все считают добрым, веселым, бесхитростным малым, настоящим джентльменом, который если и приносит кому вред, то только самому себе. Говорят, что его жена — сверхъестественная сумасбродка; и в самом деле, после женитьбы, несмотря на огромные доходы миссис Уокер, капитан не однажды попадал в тюрьму; но его жена неизменно оплачивает его векселя, и он снова выходит на свободу, веселый и жизнерадостный, как всегда. Уокер настолько умен, что давно отказался от всяких денежных махинаций; он не прочь переброситься в кости по вечерам и выпить бутылку-другую вина за обедом. По пятницам он появляется в театре за жалованьем жены и всю остальную неделю уже не занимается никакими денежными делами. Он сильно растолстел, красит волосы, а на его одутловатых щеках и на носу появился какой-то багровый оттенок, словом, он совсем не похож на того Уокера, что когда-то пленил сердце Морджианы.

Между прочим, Эглантайна выставили из «Цветочной Беседки» и он содержит лавочку в Танбридж-Уэлзе. Приехав как-то туда в прошлом году и оказавшись без бритвы, я обратился с просьбой побрить меня к полному обрюзгшему джентльмену в поношенной нанковой куртке, лениво прислонившемуся к дверному косяку маленькой, довольно претенциозного вида лавчонки в Рядах.

— Сэр, что касается бритья — это не по моей части, — ответил он и прошел в лавку.

Это был Арчибальд Эглантайн. Даже потерпев полное крушение, он все еще носил капитанскую форму и большой крест Панамского ордена Замка и Сокола.

 

Послесловие

 

Из письма Джона Фиц-Вудла, эсквайра, к О. Йорку, эсквайру

Цум Триришен Хоф, Кобленц.

10 июля 1843 года.

 

Мой дорогой Йорк, повесть «Вороново крыло» была написана давным-давно, и мне всегда был непонятен дурной вкус столичных издателей, отказывавшихся напечатать ее в своих многочисленных журналах. Я бы никогда не стал упоминать об этом факте, если бы не следующее обстоятельство.

Обедая вчера в этом превосходном отеле, я заметил лысого джентльмена в синем сюртуке с медными пуговицами, похожего на полковника в отставке, и сидящих с ним даму и мальчугана лет двенадцати, которого этот джентльмен потчевал невероятным количеством вишен и пирожных. Рядом с ними сидела полная пожилая дама в невообразимой шляпе с лентами; нетрудно было догадаться, что они англичане, и мне показалось, что я уже когда-то встречался с ними.

Наконец молодая дама, слегка покраснев, поклонилась мне.

— Я, кажется, имею честь говорить с миссис «Вороново крыло», не так ли? — спросил я.

— Миссис Вулси, сэр, — поправил меня джентльмен. — Моя жена давно оставила сцену. — При этих словах пожилая дама в странной шляпе очень выразительно наступила мне на ногу и с необыкновенно таинственным видом тряхнула шляпой и всеми украшавшими ее лентами. Обе дамы тут же поднялись и вышли из-за стола; старшая заявила, что ребенок плачет.

— Вулси, милый мой, пойди с мамой, — проговорил мистер Вулси, погладив мальчика по голове; тот повиновался приказу и вышел из-за стола, захватив с собой тарелку с миндальным пирожным.

Быстрый переход