– Пусть так, но неужели вы ожидаете, что этот трясущийся старый дурак явился к вам только после того, как услышал о кончине короля Эдуарда, и не раньше нее? Что он двадцать лет хранил свой мерзкий секрет? – Уильям повернулся к епископу Батскому и Уэллскому, и старик съежился от страха. – Стиллингтон, неужели ваша совесть, наконец, после столь долгого перерыва возопила так громко, что голос ее уже невозможно было заглушить? Неужели вы не ощущаете привкуса лжи во всей вашей истории?

– Не пытайтесь запугать епископа Церкви, милорд, – твердым тоном остановил его Ричард. – Не пытайтесь этого сделать. А теперь послушайте меня. Быть может, Гастингс в своем гневе указал нам правильный путь. Слуг между нами здесь нет. И никто, кроме нас, присутствующих в этом зале, не знает, что брак моего брата оказался недействительным, а дети его – незаконными.

Сидевший рядом с ним лорд Стэнли с неудовольствием шевельнулся, и Глостер повернулся к нему:

– O, эти слова столь же неприятны мне, как и всем вам! Тем не менее все мы можем заключить договор, такой же торжественный, как рыцарская присяга, или клятва суверена, или принесенный Господу обет. Поклянемся своей кровью в том, что никому не откроем того, что знаем о браке покойного короля. Знание об этом останется в этом зале и никогда не выйдет за его стены. – Герцог помедлил, глубоко вздохнул и продолжил, понизив голос: – Вестминстеру уже случалось хранить секреты, и он будет хранить их и в будущем. Давайте вместе принесем клятву молчать о том, что слышали здесь, и я выйду из этого зала и заберу своих племянников из их комнат в этой крепости. Я отвезу старшего принца в Вестминстер, чтобы короновать его как короля Эдуарда Пятого этого имени. И знать о том, что он незаконный король, будем только мы с вами. Но если хотя бы один из вас будет не согласен, мне придется распространить известие, хотя сердце мое разорвется при этом.

Сидящие за столом обменялись взглядами, но оба архиепископа начали качать головами еще до того, как Ричард договорил.

– Я не могу поддержать откровенную ложь, – твердым голосом промолвил архиепископ Буршье. – Даже если бы, как человек, я мог допустить это, сан не позволяет мне совершить подобный поступок.

– И я тоже, – добавил архиепископ Йоркский. – Вы просите… невозможного.

Епископ Мортон промолчал, однако видно было, что он готов вскочить на ноги. Закрыв глаза, Ричард в отчаянии опустился в кресло.

– В таком случае я ничего не могу сделать. Я надеялся… но увы. Значит, предаем огласке.

– Как вы и намеревались, – вдруг проговорил Гастингс. – Зачем вы позволили этому ничтожному человеку выступить со своим обвинением в этом зале, если надеялись не дать ему ход? Вы могли самостоятельно хранить этот секрет?

– Милорд, похоже, что вы стремитесь усматривать мою вину во всем, что бы я ни делал. – Ричард снова пришел в раздражение. – Но все, что я делал, все, что пытался сделать, – это оградить память моего брата и сохранить жизнь его сына после того, как тот взойдет на престол. Я с открытым сердцем обращался к архивам, разговаривал с сотнями людей, знавших моего брата и понимавших его желания. Но таков результат моих изысканий, хотя я не желал его. И ваши грязные подозрения… Что ж, я прекрасно их понимаю.

Гастингс опустил руку на эфес меча:

– Понимаешь? В самом деле понимаешь меня? Ну и ступай к дьяволу!

Лорд Стэнли и епископ Мортон вскочили на ноги, как только Уильям пошевелился. Все трое обнажили оружие, хотя Стэнли рявкнул на Гастингса и епископа, чтобы они не делали этого. В руках епископа оказался узкий кинжал, и, отступив на шаг, он занял оборонительную позицию.