Старейшина с удивлением выслушал слова Скотта и с улыбкой стал излагать своё суждение, поглаживая щетину на подбородке.

— Мой дядя говорит, что вам надо взять его машину, — переводил Азиз. — Она старая, но все ещё на ходу.

— Спасибо ему за доброту, — сказал Скотт. — Но если мы не сможем проехать по пустыне на грузовике, то как нам удастся сделать это на легковом автомобиле?

— Он понимает вашу проблему и говорит, что автомобиль надо разобрать на части, и тогда жители деревни перенесут его через пустыню к дороге на Халис. Преодолев двенадцать миль, вы сможете собрать его опять.

— Мы не можем принять такой великодушный подарок, — ответил Скотт. — Мы пойдём и, когда доберёмся до первой деревни по дороге, постараемся найти какой-нибудь транспорт. — Он показал деревню на карте.

Азиз перевёл сказанное им, и старейшина с горечью пробормотал несколько слов.

— Он говорит, что на самом деле это не его машина. Она принадлежала его брату, а теперь должна перейти ко мне.

Только тогда до Скотта дошло, что прежде старейшиной в деревне был отец Азиза и что дядя был готов пойти на любой риск ради того, чтобы спасти их от рук Саддама.

— Но даже если мы сможем разобрать машину, а затем собрать её, то как насчёт армейских патрулей на дороге? — спросил он. — К этому времени там, наверное, уже рыщут тысячи людей Хамила в поисках нас.

— Но только не на этих дорогах, — ответил Азиз. — Войска будут блокировать шоссейную дорогу. Они понимают, что для нас это единственный путь к границе. Нет, первая проблема у нас возникнет, когда мы доберёмся до контрольного пункта на въезде в Халис. — Он продвинул палец на несколько сантиметров по дороге. — Там должно дежурить не менее двух солдат.

Скотт ещё раз изучил другие маршруты, пока Азиз слушал своего дядю.

— А можем ли мы добраться до Туз-Хурмату, не выезжая на шоссе? — спросил Скотт, не отрываясь от карты.

— Да, там есть дорога в объезд через горы, на которую войска вряд ли сунутся из опасений попасть под огонь партизан Пеггмерги, ведь граница с Курдистаном совсем рядом. Но через две мили после Туз-Хурмату нам все равно придётся выехать на шоссе, чтобы преодолеть оставшиеся сорок пять миль до границы, поскольку там нет другой дороги.

Скотт сидел некоторое время молча, взявшись руками за голову.

— Так что если мы поедем этим путём, нам придётся пересекать границу в Киркуке, — сказал он наконец, — где обе стороны могут оказаться не вполне дружественными.

Старейшина стал что-то быстро говорить племяннику, настоятельно тыкая пальцем в Киркук.

— Мой дядя говорит, что Киркук — это наш самый верный шанс. Большинство населения там курды, которые ненавидят Саддама Хусейна лютой ненавистью. Там даже иракские солдаты перебегают на другую сторону и присоединяются к курдским партизанам.

— Но как они узнают, на чьей мы стороне? — спросил Скотт.

— Мой дядя позаботится об этом, и, когда мы доберёмся до границы, они сделают все, чтобы помочь нам перебраться через неё. Это неофициальная граница, но за ней мы будем в безопасности.

— Похоже, что курды — наш единственный шанс, — сказала Ханна, внимательно слушавшая разговор. — Особенно если они поверят, что нашей главной задачей являлось устранение Саддама.

— Это может сработать, сэр, — сказал Кохен. — Если не подведёт машина.

— Вы механик, Кохен, поэтому только вам судить об этом.

Когда Азиз перевёл слова Скотта, старейшина встал из-за стола и провёл их в заднюю часть дома, где находился большой продолговатый предмет, накрытый чёрной тканью.