Дортмундер повернул за угол и посмотрел по сторонам: Стуна не было видно. Конечно, нет. Стун возможно не появиться здесь в ближайшую неделю. И в следующий раз, когда он заприметит Дортмундера, то независимо от обстоятельств, пуститься в бега. Такой вот принцип.
Дортмундер вздохнул. Выхода не оставалось. Он должен встретиться с Арни Олбрайтом.
Арни Олбрайт жил в одиннадцати кварталах отсюда, на 89-ой между Бродвеем и Уэст-Эндом. На сегодня с транспортом покончено. Нервы у Дортмундера не были железными. Прижав к себе пакет с обедом, он пошел подальше от Бродвея. Когда он стоял на светофоре, чтобы перейти 79-ю улицу, какой-то парень похлопал его по плечу и спросил:
— Извините. Это случайно не ваш кошелек?
Вот как это происходит. У мошенника есть два идентичных портмоне. В первом имеется приятная стопка денег, ID с именем и номером телефона. Жулик подходит к прохожему и объясняет, что только что нашел этот бумажник на тротуаре. Вдвоем они осматривают находку. Находят рабочий таксофон — что является не всегда легкой частью аферы — и звонят владельцу портмоне. Якобы «владелец» очень рад, что его бумажник найден и просит их вернуть находку за щедрое вознаграждение (обычно $100 до $500). После чего мошенник заявляет, что он опаздывает на важную встречу и просит выдать прохожего часть причитающегося ему вознаграждения сейчас ($50 до $250), которое тот позже получить от хозяина кошелька. Мошенник подменивает кошельки, себе забирает с деньгами, а другому отдает бумажник, наполненный резаной газетой.
— Извините. Это ваш кошелек?
Дортмундер взглянул на бумажник.
— Да, — сказал он и вырвал его из рук мошенника, засунул в свой карман и пересек 79-ю улицу.
— Стой! Стой! Эй!
Вскоре жулик догнал его и фактически тащил Дортмундера за рукав.
— Эй, ты! — сказал он.
Дортмундер повернулся к нему:
— Это мой кошелек, — ответил он. — У тебя проблемы? Хочешь позвонить копам? Или ты хочешь, чтобы я вызвал полицейских?
Мошенник сильно побледнел, он выглядел теперь ужасно плохо. Глаза его выкатились из орбит, как у собаки породы бигля. Казалось он готов заплакать. Дортмундер, у которого и так хватало собственных проблем, развернулся и пошел на север к 89-ой улице, к дому Арни Олбрайта, откуда он позвонил из вестибюля.
— Что еще, — прорычал домофон.
Дортмундер наклонился. Он ненавидел произносить свое имя вслух:
— Дортмундер, — сказал он.
— Кто?
— Заканчивай, Арни, ты знаешь, кто.
— А-а, — заорал домофон, — Дортмундер! Почему ты так сразу и не сказал?
Прозвенел звонок, и звук его был намного приятнее голоса Арни. Дортмундер вошел в дом и поднялся к квартире знакомого.
На пороге квартиры, стоял Арни — тощий, жилистый хорек в обносках, полученных от благотворительной организации.
— Дортмундер, — обратился он к нему, — ты выглядишь также дерьмово, как и я.
С этим трудно было поспорить. У Дортмундера выдался насыщенный денек, но ничто в мире не могло вынудить его выглядеть так плохо, как Арни Олбрайта. Когда Дортмундер приблизился к знакомому, то отметил, что тот выглядит еще хуже, чем обычно.
— Что случилось с тобой? — спросил гость.
— Никто не знает. Лаборатория заявила, что никогда не встречалась с таким процессом ранее в умеренных зонах. Мои внутренности выглядят как гранат.
Было похоже на правду. Арни никогда не выглядел красавчиком, но теперь казалось, он покрылся тонкими красными Везувиями и все они извергали узкие красноватые струйки сальсы. В левой руке он держал некогда белое полотенце, теперь же влажное и красное, которым он вытирал шею и предплечья. |