Изменить размер шрифта - +
Официальное обвинение тоже сулило огромные проблемы, но осуждение за проступок, который заслужил освещения в печати, было хуже всего. Однако, судя по всему, Три Пальца вовсе не расстроился:

— Не, Джон, все в порядке. Это так называемое «чернило».

— Чернило.

— У тебя сохранился Times за прошлое воскресенье! — спросил он.

Удивленный Дортмундер переспросил:

— The New York Times?

— Ну, конечно, что же еще? Открой раздел «Искусство и Развлечение», страница 14 и прочитай, а после мы встретимся. Как насчет завтра, в четыре часа?

— Встреча. У тебя есть что-то?

— Конечно. Ты знаешь Портобелло?

— Что это, город?

— Ну, вообще-то, это гриб такой, а еще есть потрясающая небольшая кафешка на Мерсер-стрит. Ты должен знать это место, Джон.

— ОК, — ответил Дортмундер.

— В четыре часа завтра.

Держаться подальше от Трех Пальцев Джилли всегда было разумной мыслью, но, с другой стороны, он знал номер телефона Дортмундера, значит, у него должен был быть и его адрес. Кроме этого, его бывший сокамерник снискал славу обидчивого малого. Выхода нет.

— Увидимся там, — пообещал Дортмундер и начал думать, у кого мог заваляться New York Times за прошлое воскресенье.

 

В химчистке на Третьей авеню нашелся один экземпляр газеты.

Жизнь била ключом в последние дни у Мартина Джилли. «Грандиозное изменение», — говорил он своим скрипучим голосом и посмеивался, когда поднимал чашку мокка-капучино.

Жизнь действительно изменилась в лучшую сторону для этого старожилы тюрьмы штата со сроком за насилие. В течение многих лет Джилли не подавал ни единой надежды на реабилитацию. Однако случилось невероятное. «Многие парни нашли спасение в религии», — объяснял он, — «а я открыл для себя искусство».

За нападение на сокамерников Джилли засадили в одиночный карцер. За длительное время, проведенное в нем, преступник попробовал свои силы в рисовании. Он начал свой творческий путь от простого каляканья огрызком карандаша на страницах журнала, затем перешел на цветные мелки и бумагу. И когда на его работы обратили внимание тюремные власти — на масло и холст.

Те последние рисунки, которые содержали аллегорическую трактовку воображаемых городских пейзажей, привели к появлению полотен Джилли в нескольких галереях. Те, в свою очередь, благоприятно повлияли на его условно-досрочное освобождение (до этого его прошения отклонялись три раза). И вот он уже организовал собственную выставку в Soho's Waspail Gallery.

Дортмундер прочитал статью до конца, не веря в ее содержание, но все же заставил себя поверить. The New York Times является официальным источником, верно? Значит, все написанное должно быть правдой.

— Спасибо, — поблагодарил он работника химчистки и вышел, качая головой.

Посреди нимф и папоротников Портобелло Три Пальца Джилли выглядел как существо, которое придает сказкам напряжение. Это был плотный мужчина с густой черной шевелюрой, отдельные пряди волос на лбу образовывали завитки, остальные свисали поверх ушей и шеи. Черные брови срослись в широкую полоску, они словно весы держали на своих чашах узкие глаза светло-голубого цвета. Они не излучали тепло, а глядели на мир подозрительно. Посредине расположился кривой нос, скрученный, словно бейсбольный мяч после дождя. Рот, а он был у него, выглядел тонким, прямым и бескровным. Дортмундер никогда не видел этого человека ни в чем другом кроме тюремной формы из джинсовой ткани. Его новый образ был непривычен для Дортмундера: черная кашемировая водолазка и темно-бордовая куртка из искусственной кожи на молнии. Одетый в такой наряд, Джилли создавал впечатление, что он выкрал свое новое тело у копа на пенсии.

Быстрый переход