Федеральный судья послал адвоката Худейл в Японию для сбора доказательств. Но японцы отказались выдать ему визу.» «Вы шутите.»
«А чего им беспокоиться?», сказал Рон. «Они знают, что им никогда не отплатят. Когда дело Худейл поставили перед администрацией Рейгана, она не сделала ничего. Поэтому Худейл ушла из машиностроения. Потому что никто не может конкурировать с демпинговой продукцией – в том то все и дело.» «Разве не теряешь деньги на демпинге?»
"Некоторое время, да. Но вы продаете миллионы единиц, поэтому можете улучшить свои конвейеры и скостить расходы. Через пару лет вы реально сможете производить продукт по более низкой стоимости. Кроме того, вы стираете конкуренцию и контролируете рынок. Понимаете., японцы мыслят стратегически – они вступают в длительную гонку; смотрят, как будут выглядеть вещи через пятьдесят лет. Американской компании надо демонстрировать доход каждые три месяца иначе руководство и клерки окажутся на улице. Но японцы вообще не заботятся о краткосрочных доходах. Они хотят долю рынка. Бизнес для них вроде войны. Захватить плацдарм. Подавить конкуренцию. Установить контроль над рынком. Вот что они делают последние тридцать лет.
Поэтому японцы устраивают демпинг стали, телевизоров, потребительской электроники, компьютерных чипов, частей машин и никто их не останавливает. Мы потеряли эти индустрии. Японские компании и японское правительство нацеливаются на специфические отрасли и захватывают их. Индустрию за индустрией, год за годом. Пока мы рассиживаем и разглагольствуем о свободной торговле. Однако свободная торговля не имеет смысла, если она не является честной торговлей. А японцы вообще не верят в честную торговлю. Знаете, есть резоны в любви японцев к Рейгану. Они прибарахлились во время его президентства. Во имя свободной торговли он весьма широко расставил наши ноги."
«Почему американцы этого не понимают?», спросил я. Коннор засмеялся: «Почему они едят гамбургеры? Такие уж они есть, кохай.»
Женский голос послышался из редакции: «Какой‑то Коннор здесь? Вам звонят из отеля „Четыре Сезона“.»
Коннор посмотрел на часы и поднялся. «Извините.» Он вышел в редакцию.
Через стекло я видел, как он говорил по телефону и что‑то записывал. «Понимаете», сказал Рон, «все это продолжается. Почему японская фотокамера в Нью‑Йорке дешевле, чем в Токио? Везешь ее полмира, платишь импортные пошлины и стоимость распространения – и она все‑таки дешевле? Как такое возможно? Японские туристы покупают собственные продукты здесь, потому что здесь они дешевле. И одновременно американские товары в Японии стоят на семьдесят процентов дороже, чем здесь. Почему американское правительство не станет жестче? Я не знаю. Часть ответа находится там.» Он указал на монитор: благообразный мужчина говорил на фоне бегущей строки. Звук был приглушен. «Видите типа? Это Дэвид Роулингс, профессор бизнеса в Стэнфорде, специалист по тихоокеанским проблемам. Он типичен. Сделай‑ка погромче: он как раз может говорить о МайкроКон.» Я повернул ручку громкости и услышал, как Роулингс говорит: «…мне кажется, что американский подход совершенно иррационален. Кроме всего прочего, японские компании обеспечивают американцев рабочими местами, в то время как американские компании перемещают рабочие места за границу, лишая их собственного народа. Японцы не могут понять, чем, собственно, мы недовольны?»
Рон вздохнул: «Типичное дерьмо.»
На экране профессор Роулингс продолжал: «Мне кажется, что американский народ весьма неблагодарен за помощь, полученную от иностранных инвесторов.»
Рон засмеялся: «Роулингс входит в группу, которую мы называем „Целователи хризантем“. Эксперты‑академики, которые проводят японскую пропагандистскую линию. На самом деле, у них нет большого выбора, потому что для работы им нужен доступ в Японию, а если они начнут ее критиковать, их контакты с Японией немедленно засохнут и двери для них закроются. |