|
Должно быть, человек двадцать толпились возле лифта. В воздухе густо висел сигаретный дым. «Расступитесь, расступитесь», говорил Грэм, грубо расталкивая людей. Я следовал за ним, Коннор шел позади меня, молча и незаметно. Сорок шестой этаж был спроектирован для размещения старших управляющих компании Накамото и выглядел впечатляюще. Стоя на ковре приемной зоны возле лифтов, я видел весь этаж – гигантское открытое пространство. Оно было размером примерно шестьдесят на сорок метров – половина футбольного поля. Каждая деталь усиливала ощущение простора и элегантности. Потолки высокие, отделанные деревом. Мебель вся из настоящего дерева и ткани, черное с серым, ковер толстый. Приглушенный звук и неяркие лампы усиливали впечатление мягкой роскоши. Все напоминало скорее банк, чем конторский офис. Самый богатый из виденных мною банков.
Все заставляло остановиться и оглядеться. Я стоял возле желтой ленты, огораживающей место преступления, которая блокировала доступ на этаж, и озирался. Прямо впереди находился громадный атриум, что‑то вроде открытого загона для секретарш и младшего персонала. Группами стояли столы, деревца делили пространство. В центре стояла громадная модель Башни Накамото и комплекса еще строящихся окружающих зданий. Модель освещал прожектор, но в целом, при включенном только ночном освещении, в атриуме было сравнительно темно. По периметру атриума были устроены отдельные кабинеты для официальных лиц. Стеклянные стены кабинетов выходили в атриум, стеклянные стены выходили и наружу, так что с того места, где я стоял, можно было смотреть прямо на соседние небоскребы Лос‑Анджелеса. Казалось, весь этаж плывет в воздухе. Слева и справа от атриума размещались две конференц‑комнаты со стеклянными стенами. Комната справа была поменьше и там я увидел тело девушки, лежащее на длинном черном столе. На ней было черное платье. Одна нога свисала к полу. Я не видел никакой крови. Но я был довольно далеко от нее, наверное, метрах в шестидесяти. Много подробностей на таком расстоянии не разглядеть. Я услышал потрескивание полицейских раций и услышал, как Грэм говорит: «Вот ваш переводчик, джентльмены. Может, теперь мы начнем наше расследование, Питер?» Я повернулся к японцам у лифта. Я не знал, с кем должен говорить; возникла неловкая пауза, пока один из них не выступил вперед. Ему было около тридцати пяти лет, он носил дорогой костюм. Человек отвесил очень легкий поклон, чуть наклонив голову, просто намек. Я кивнул в ответ. Потом он заговорил. «Конбанва. Хаджимемашите, Сумису‑сан. Ишигуро десу. Додзо ерошику.» Формальное приветствие, хоти и небрежное. Не теряет времени. Его зовут Ишигуро. Мое имя он уже знал. Я сказал: «Хаджимемашите. Ваташи‑ва. Сумису десу. Додзо ерошику.» Как дела. Рад встретить вас. Все, как обычно. «Ваташи‑но мейши десу. Додзо.» Он вручил мне свою визитную карточку. У него были быстрые движения, резкие. «Домо аригато годзаймасу.» Я принял его карточку двумя руками, что на самом деле не было необходимым, но вняв совету Коннора я хотел держаться наиболее официально. Затем я дал ему свою карточку. Ритуал требовал, чтобы мы оба заглянули в карточки друг друга и сделали небольшие замечания или задали вопросы вроде: «Это ваш телефонный номер?» Ишигуро взял мою карточку одной рукой и спросил: «Это ваш домашний номер, детектив?» Я удивился. Он говорил без акцента на английском, который можно выучить только прожив здесь долгое время, начав с молодости. Он, наверное, посещал здесь школу. Один из тысяч японцев, который учился в Америке в семидесятых, когда они посылали по 150 000 студентов в год изучать нашу страну. А мы в Японию посылали в год по 200 студентов‑американцев. «Да, мой номер написан снизу», сказал я. Ишигуро сунул мою карточку в карман рубашки. Я начал говорить что‑то вежливое о его карточке, но он прервал меня: «Послушайте, детектив, мне кажется, мы можем обойтись без формальностей. |
