— В стране, подобной этой, дураки и путеводители могут наврать в течение 24 часов больше, чем во всяком другом месте в течение года!

Около полудня мы двинулись далее и скорым, бодрым шагом устремились к вершине. Пройдя почти 200 метров, мы остановились отдохнуть; закуривая трубку, я скосил глаза немножко влево и увидел в некотором разстоянии от нас целый столб дыма, который, подобно черному червяку, лениво взползал на гору. Это мог быть только дым от какого-нибудь паровоза.

Облокотившись, мы всматривались в это новое для нас зрелище горной железной дороги. Представлялось совершенно невероятным, чтобы она могла взбираться вверх прямехонько по этой наклонной, крутой, как крыша, плоскости; но, однако, это самое и происходило теперь перед нашими глазами, — живое чудо!

Еще два-три часа, и мы достигли возвышенной, обвеваемой ветерком равнины, где крыши низеньких пастушечьих хижин были обложены большими камнями, дабы их не снесло во время бушующих здесь ужасных ураганов.

Вдалеке, на другом берегу озера, мы еле могли различить несколько деревушек; здесь впервые нам представилась возможность сравнить их карликовые домишки с горными великанами, у подножия которых они приютились.

Находящемуся в средине такой деревушки, она представляется довольно обширной, а дома выглядывают совсем представительно даже при сравнении с нависшими скалами; но какая перемена с нашего возвышеннаго пункта! По мере того, как горы становятся все более массивными и величественными, деревушки уменьшаются до того, что еле видны и лежат где-то на самом дне, так что кажутся какими-то крохотными земляными постройками муравьев под сенью вознесшагося к облакам собора. Пароходы, снующие внизу по озеру, представляются совсем игрушечными, а парусныя лодки и ялики малюсенькими суденышкамки предназначенными для эльфов, живущих в чашечках лилий.

Идя дальше, мы вскоре наткнулись на полдюжину овец, которыя паслись под шипучей пеной дождевого потока, сбегавшаго по скале с высоты неменьше 100 фут. Но, тс! До нашего слуха долетело методическое «Лал…л…л…лаль…лоиль…ли!…о… о…о!»

Да! тут-то впервые мы услышали знаменитую альпийскую руладу на самой ея родине, посреди диких горных скал. Это та самая удивительная смесь баритона с фальцетом, которую мы у себя дома называем «тирольскою трелью».

Рулада была так красива, что мы слушали ее с величайшим наслаждением; вскоре показался и сам певец, пастушок лет 16-ти. Исполненные радости и признательности, мы дали ему франк с тем, чтобы он вновь проделал свою руладу. Он проделал ее, и мы снова, насторожившись, слушали. А потом мы продолжали путь, в то время, как он, уже невидимый, все еще великодушно выводил свою руладу.

Точно также выводил ее и другой, на котораго мы наткнулись четверть часа спустя и искусство котораго мы вознаградили полуфранком. И с этого момента мы каждыя 10 минут встречали такого же певца; первому из них мы дали 8 цент., второму — 6, третьему — 4, четвертому — 1 цент, 5, 6 и 7-й не получили ничего!

К концу этого дня мы покупали молчание остальных певцов по 1 франку за голову. При некоторых обстоятельствах, в конце концов, это надоедает до тошноты.

В 10 минут 7-го мы достигли приозерной купальной станции, где находится обширный отель, с веранды котораго открывается величественный вид на горы и озера. Мы не были особенно утомлены, но, дабы вновь не проспать восход солнца на следующее утро, отужинавши, сколь возможно скоро, поспешили улечься спать. Было невыразимо приятно вытянуть на свеже-посланном белье наши утомленные члены. И как же крепко спали мы! Никакое наркотическое средство не может быть столь действительно, как подобная прогулка по Альпам.