Мы не могли ничего говорить, мы едва дышали; мы стояли опьяненные восторгом, впивая его по каплям, — как вдруг Гаррис закричал:

— Прокл..! Ведь оно же идет вниз, а не вверх!

Это была правда. Мы не слышали утренней трубы, проспали целый день и проснулись только от звуков вечерней трубы. Такова судьба!

Тогда Гаррис сказал:

— Судя по всему, предметом наблюдений людей, собравшихся там внизу, служит отнюдь не солнце, а — мы сами, стоящие на этих подмостках в своих идиотских одеялах. 250 элегантно одетых кавалеров и дам внимательно разматривают нас, нисколько не заботясь ни о восходе, ни о заходе солнца, а мы стоим здесь и даем им даровое комическое представление! Все общество покатывается от смеха, а вон та молодая девица наверное сейчас лопнет! В течение всей моей жизни я не знавал еще такого осла, как вы!

— Да что же я такое сделал? — спросил я возбужденно.

— Что вы сделали? вы встали в половине восьмого вечером, чтобы видеть восход солнца, — разве этого не достаточно?

— Так ведь и вы же сделали то же самое! Я постоянно вставал с петухами, пока не сошелся с таким окаменелым выдохшимся болваном, как вы!

— И вам не стыдно стоять в таком одеянии на эшафоие в сорок фут вышины, на самой вершине Альп, в присутствии целой массы зрителей! Вы выбрали удобное место для похвальбы собственным идиотством!

И, облаченные в наши маскарадные костюмы, мы продолжали спорить в том же роде.

Когда солнце совсем зашло, мы опрометью бросились в отель и завалились опять спать. По дороге нам попался трубач, который поклялся завтра утром разбудить нас наверняка.

Он сдержал свое слово; заслышав альпийский рожок, мы тотчас же вскочили на ноги; было темно и холодно. Ища дрожащими руками спички, я опрокинул и разбил достаточное число разных вещей, вследствие чего в душе моей возникло желание, чтобы солнце восходило лучше днем, когда кругом светло, тепло и приятно.

Наконец, при подозрительном свете двух огарков, нам кое-как удалось одеться, но застегнуть нашими дрожащими руками мы ничего не могли; я в это время размышлял о том, сколько счастливых людей в Европе, Азии, Америке и т. д. спят теперь спокойно в своих постелях, не имея надобности вставать, чтобы любоваться восходом солнца на Риги. Погруженный в эти мечтания, я так широко зевнул, что одним из моих зубов повис на каком-то крюке над дверью.

Пока я, вскарабкавшись на стул, пробовал высвободиться, Гаррис отвернул оконную занавеску и сказал:

— Какое счастье! Ведь нам не надо и выходить из комнаты, — внизу, как раз над нами, лежат горы, как на ладони!

Это было приятно: но, в действительности, можно было только еле-еле различить прихотливыя очертания великих Альп, терявшихся на черном своде неба, да пару звезд, мерцавших в утренних сумерках. Одевшись потеплей и закутавшись в шерстяныя одеяла, мы встали у окна и, покуривая трубки, в оживленной болтовне, терпеливо ожидали восхода солнца при свете двух огарков.

Вот постепенно начал распространяться легкий эѳирный блеск, незаметно расползаясь по ушедшим в высь вершинам снеговой пустыни, но вдруг он как будто приостановился и я сказал:- С сегодняшним восходом солнца приключилась какая-то задержка. Оно что-то не хочет больше подниматься. Как вы думаете, что ему может препятствовать?

— Не знаю, только получается впечатление, как будто где-то пожар.

Такого солнечнаго восхода я никогда не видал.

— Так в чем же тут штука?

Вдруг Гаррис привскочил и закричал:

— Нашел! Нашел! Ведь мы же смотрим туда, где вчера солнце зашло!

— Совершенно верно.