Он ни одной вашей передачи не пропускает!
— Помогите мне, — прервала поток излияний Ольга. — Продайте билет по удостоверению! У меня паспорт случайно с оператором в Москву улетел, а я осталась…
— Господи, да ради вас я и на нарушение пойду! — уверила кассирша. — Только уж в поезде сами договаривайтесь.
С проводницей купейного вагона тоже не возникло сложностей. Она пару раз перевела взгляд с лица журналистки на удостоверение, сравнивая. Узнала. Удовлетворенно хмыкнула.
— Автограф дадите?
— Конечно, — уверила Славина.
— Вам как, купе со спутниками или одной предпочтительнее?
— Если можно, одной, — обрадовалась Ольга, — я отоспаться хочу…
В чистеньком теплом отсеке с уже застеленными свежим бельем полками девушка разулась, прилегла на синее шерстяное одеяло. Согреться не получилось. В голове шумело, странно и тяжело. Ребра болели так, что Ольга скрежетала зубами. Воздуха для дыхания катастрофически не хватало. Любая попытка втянуть в себя глоток живительного кислорода взрывалась огненным непереносимым смерчем в груди. Стремясь избавиться хотя бы от сотрясающего тело озноба, Славина натянула одеяло на себя, потом, изловчившись, стянула такое же с соседней полки. Угнездилась под комковатым теплом и отключилась.
Перед Петрозаводском, почти через сутки после отправления из Мурманска, проводница, обеспокоенная тем, что за всю дорогу известная журналистка не только ни разу не вышла из купе, но и не отзывается на осторожные стуки, открыла дверь своим ключом.
Девушка, лежащая среди скомканного белья в джинсах и даже теплой куртке, не реагировала ни на что. Лишь изредка вскрикивала, словно от сильной боли, да шептала что-то невнятное, вроде, звала маму. По крайней мере, «ма» слышалось вполне отчетливо.
Перепуганная хозяйка вагона связалась с начальником поезда. Когда пассажирский состав притормаживал у Петрозаводского вокзала, на перроне, мигая синей подсветкой, стояла ярко-желтая «неотложка», и бригада «скорой помощи» в темно-зеленой униформе внимательно вглядывалась в номера проползающих мимо вагонов, отыскивая нужный.
Глава 23
Барт очнулся от невыносимо горячей боли, сверлящей затылок. Шевельнул головой, тут же взорвавшейся тем самым нестерпимым белым светом, который он видел в последнюю минуту жизни, и снова ушел в темноту.
— Эй, ты живой? — услышал он в момент своего следующего возвращения. — Моду, открой глаза! — хнычущий испуганный голос, незнакомый и совсем молодой, звучал где-то рядом, настырно мешая погрузиться в сладкое небытие.
Кто-то близкий тяжело застонал, послышалось какое-то шевеление, на неловко подогнутую руку Барта просыпалась горстка острых пылинок.
— Моду, — снова возник щенячий испуганный дискант, — вставай, я помогу. Вот так.
— Пить, — хрипло попросил Моду, — воды…
— Где я тебе ее возьму? — визгливо пожаловался тот, незнакомый. — Дождя не было. Идти можешь?
— Макс? — тревожно вскрикнул Моду. — Он жив? Посмотри!
— Нет, — скорбно ответил юнец, — умер. Недавно. На моих руках. Вот так поднял голову, захрипел, обнял меня и ушел к предкам.
Барт, не в силах вынести только что услышанного приговора, попытался привстать.
— Шевелится! — испугался незнакомец. — Хочет вернуться!
И Макс тут же почувствовал, как кто-то пытается перевернуть его на спину. Помогая добродетелю, он уперся в каменное крошево непослушными руками и перевалился на бок. |