Может...может начать думать о нем, как Джереми, была самая большая ошибка, которую я сделала. Он олицетворял монстра, о чем я забыла. Я недооценила его.
Я не могу быть настолько глупой, чтобы дать Джереми или Стоунхарту такое преимущество.
- Лилли? - зовет мама. Она выходит из спальни, держа стопку одежды. - Я не знала, что тебе нравится, или что тебе подошло бы...
- Мама, - прерываю я её, закрыв журнал и встав. Если я уеду завтра, мне больше нечего терять. - Мы должны поговорить о Поле.
Рене симулирует невежество.
- Пол? - спрашивает она, морща лоб. - Кто такой Пол? Ты имеешь в виду не Пол Пол, не так ли?
Она натужно улыбается.
- Я даже не знаю, как ты его помнишь, Лилли. В последний раз ты видела его очень давно...
- Я знаю, что он мой отец, - мягко говорю я.
Мама останавливается. На секунду она выглядит так, будто находится на грани падения. Вместо этого она просто делает шаг в сторону и опирается об стену.
- О боже, - выдыхает она.
Я начинаю волноваться. Я знаю, что это неправильно, но ее реакция подтверждает личность моего отца. Пришел конец моим сомнениям.
Мы встречаемся взглядами, и вдруг она выглядит беспомощной, чем когда-либо. Из-за этого мне хочется вскочить и начать её утешать. Но...я не могу.
Мы оба взрослые люди. Мы должны относиться друг к другу как таковые. Мы чужие друг другу люди. Мы оба изменились настолько, что могли бы начать с нуля.
Она отталкивается от стены и уходит.
- Подожди, - говорю я. - Куда ты идешь?
- Мне нужна сигарета, - бормочет она.
Она сгибается над кухонной раковиной, достает пачку сигарет, зажигалку и бутылку Джонни Уокера.
- Я пообещала себе, что не буду, - говорит она себе под нос. - Это была последняя бутылка, которую я купила. Я поклялась, что если я смогу держать её в доме и не прикоснуться к ней...я избавлюсь от зависимости.
Она смеется. Ее рука нависает над шеей, дрожа.
- Мне удавалось это на протяжении трех месяцев, Лилли. Может быть я просто берегла её для таких времен.
Я не хочу быть причиной её срыва. Она открывает крышку прежде, чем я что-либо говорю. Все ее движения напряженные и нервные. Она достает высокий пивной бокал, и все воспоминания о сценах, подобные этому, происходящие в квартирах, которых мы жили, возвращаются назад.
- Мама, подожди, - говорю я.
Я отчаянно ищу что-нибудь, чтобы отвлечь ее.
- Подожди. Не надо. Почему бы тебе сначала не закурить?
- Ха!
Ее глаза прикованы к бутылке. Я вижу, как внутри нее идет борьба.
- Закурить? Не думала, что когда-нибудь услышу такое от тебя.
Её слова наполнены завистью, чтобы по моему мнению замаскировать зависть.
- Брось одну плохую привычку и пристрастись к другой, так что ли?
Она берет бутылку и подносит к губам.
Не надо. Прошу я. Не надо, не надо, не надо.
Я никогда не смогу жить с чувством вины, зная, что вновь подтолкнула маму к алкоголю. В последнюю минуту она передумывает и выливает всё в раковину. Она бесстрастно смотрит на пустую бутылку.
- Или, может быть, - говорит она. - Я берегла её, чтобы сделать это.
Она выбрасывает бутылку в ведро. Взяв сигареты, она идет ко мне, садится и зажигает одну.
- Не осуждай меня, - предупреждает она, а затем глубоко вдыхает.
Она закрывает глаза, делает еще одну глубокую затяжку, смакуя, прежде чем выдохнуть. Затем она откидывается назад и смотрит на меня.
- Итак, - вздыхает она. - Пол.
- Да, - говорю я. - Пол.
- Твой отец. Чтобы он сказал, если бы увидел меня сейчас...И давно ты знаешь? Поэтому ты приехала, чтобы найти меня? Подожди. Не отвечай. Пусть мать верит, что ты это сделала по доброте душевной.
- Я знаю...около месяца, - говорю я. - И нет. |