– Боюсь, слишком поздно что‑либо менять, – сказал он. – Но мы постараемся не мешать вам и, конечно же, будем хорошо оплачивать занимаемую площадь.

– Ах, как мило с вашей стороны! – не выдержав, закричала Крис. – Она повернулась к марсианину, который был на полтора фута выше; золотистые волосы разметались по худеньким плечам. – Откуда такая учтивость, после того как вы сожгли наши дома, перебили половину человечества и превратили нашу планету в руины? Мне почему‑то показалось, что вы посмели считать себя великодушным!

– Крис, – одернул я ее. – Прошу тебя, Крис, не надо.

– Боюсь, леди, вы слишком устали, – бесстрастно произнес Реджелин и повернулся ко мне. – Я хотел бы предупредить рас, мистер Арнфельд, что, хотя в намерения Архона не входит чрезмерное вмешательство в личную жизнь землян, мы будем пресекать любую попытку саботажа или противодействия нашим решениям.

– Сила на вашей стороне, – согласился я. – Можете отшлепать нас мокрыми розгами.

На его темном лице промелькнуло выражение печали.

– Мне хотелось бы стать другом, – сказал он. – Мы оба космонавты. Помимо всего другого, я сражался на Юноне и Второй орбите. Как и вам, мне пришлось пережить потерю многих близких друзей. Но война закончилась! Неужели нельзя забыть старые дрязги?

– Нельзя, – ответил я.

– Как хотите, мистер Арнфельд.

Он поклонился, гордо выпрямился во весь рост и ушел.

Марсиане оказались деликатными жильцами. Они освободили занимаемые помещения и перешли в северное крыло дома, где имелось несколько комнат, которые солдаты оборудовали под кабинеты и общие спальни. За исключением времени, отведенного для еды, они старались не заходить на нашу половину. У ворот и возле северной двери всегда находились часовые, которые медленно шагали взад и вперед. Время от времени на юрких реактивных скутерах прибывали службисты, которые докладывали о чем‑то Реджелину. И даже они не создавали большого шума. Марсиане часто сидели в саду или прогуливались в роще, но, завидев нас, с поклоном уходили прочь. Мы никогда не отвечали на их приветствия.

Во многих отношениях они проявили себя довольно заботливыми жильцами. Марсиане договорились об аренде моей земли с теми соседями, которые ее возделывали. Солдаты установили передвижную электростанцию, и мы пользовались электричеством без ограничений. Они нашли людей, которые помогали нам вести хозяйство. Мы разместили эту пожилую пару по фамилии Гус в коттедже для прислуги за особняком. Наши постояльцы щедро оплачивали аренду помещений и оказывали поддержку в финансовых делах. Короче, я ничего против них не имел, за исключением того, что они были марсианами – завоевателями Земли.

Чуть позже возникло несколько неловких ситуаций, связанных с временем для еды. Военный этикет требовал, чтобы Реджелин пользовался столовой, в то время как его подчиненные ели в большой кухне. После двух‑трех унылых совместных обедов, проведенных в гробовом молчании с обеих сторон, мы заключили тактичное соглашение: Реджелин ел на час раньше нас. С тех пор мы с ним почти не встречались.

Иногда я даже жалел марсиан. Оторванные от семьи, вдали от родного дома, они день за днем переживали ад земных условий. Я представляю, с каким трудом им приходилось терпеть отяжелевшее тело, атмосферное давление, жару, влажность, ослепительный солнечный свет и крикливую зелень на каждом шагу.

– Несмотря на все это, мы оказались бы в худшем положении при оккупации Марса, – сказал я как‑то Крис.

Она нахмурилась. Между изогнутых бровей появились маленькие складки, которые я уже успел полюбить.