Приготовления заняли две недели. Все съестное, инструменты, утварь, предметы домашнего обихода и дорогие сердцу вещички были упакованы в тюки и готовы к погрузке на животных. Хекторо собрал пастухов, чтобы согнать весь скот дона Эммануэля и тех, кто покидал родные места. Без угрызений совести они угнали и скотину, принадлежавшую дону Хью и дону Педро: те восстановят стада на страховку и компенсацию от правительства.

Повсюду царила предотъездная неразбериха: все паковалось, распаковывалось, выкидывалось и паковалось заново; суету усугубляли шнырявшие кошки, уверенные, что все затеяно для их развлечения. Хекторо, осатанев от кошачьих наскоков на тюки, в упор стрельнул в одну кошку; та удивленно моргнула и потрогала кисточки на ножнах его мачете и ремешки кожаных шароваров. Хекторо понял: эти твари неуязвимы. Он убрал револьвер и покорился назойливому кошачьему вниманию.

Лошадей поставили в связку по старшинству; их возглавил серый жеребец дона Эммануэля. Потом выстроили и связали уздечками осликов и мулов. Впереди каждой связки скотины ставили быка, а во главе первой стоял Качо Мочо – бык со сломанным рогом, бесспорный король местных быков, настоящий гигант, но нравом ласковый, точно касание девственницы; ему одному разрешалось жевать цветы у дона Эммануэля в саду. Куры поедут в ящиках на спинах вьючных животных, а коз придется гнать гуртом – слишком упрямые и нервные, чтобы идти в связке. Собаки, понятно, и так никуда не денутся.

С рассветом в день выхода весь багаж изгнания стали грузить на животных и к полудню закончили. Каждому поручили приглядывать за частью каравана, а когда угнетающая жара и влажность стали нестерпимыми и между раздраженными людьми пошли обиды, все отправились на сиесту, кроме донны Констанцы и Гонзаго, которые неистово отдавались друг другу на берегу Мулы, и учителя Луиса с Фаридес, кто нежнее и благопристойнее предавались любви на столе в школе.

Когда к вечеру все снова собрались, кошки опять скакали и бесились, а животные прямо паниковали. Они не слушались и не хотели трогаться с места. Взбивались клубы удушливой пыли, поклажа сваливалась и под многоэтажную ругань грузилась вновь, животные наступали на ноги людям, мулы ложились на землю и отказывались двинуться, а кошки шмыгали у всех под ногами и вскакивали на спину скотине, цепляясь когтями, чтобы не свалиться; скотина храпела, пятилась и дико вращала глазами – что это там кусает в шею?

Вечером, когда путники разбили лагерь на краю саванны, из Вальедупара колонна за колонной покатили грузовики и бронетранспортеры. В одном грузовике со взводом из двадцати солдат сидел Фигерас, лишенный всех наград и разжалованный в лейтенанты, несмотря на то, что лично арестовал полоумного террориста, обвешанного котомками с солдатскими медальонами, который с кошкой на руках вошел в ворота штаба.

Наутро, когда Аурелио повел переселенцев через джунгли, животные снова запаниковали. На деревьях, с треском перескакивая с ветки на ветку, вопили обезьяны, с воплями кружили туканы и их цветастые родственники.

– Что-то здесь неладно, – сказал Аурелио. – Животным эта тропа не нравится. Если не возражаете, поднимемся на холм и пойдем верхом по гребню.

– По мне, что так, что этак, – ответил Педро, и колонна, взяв левее, стала подниматься по отлогому склону сквозь невероятно буйные заросли.

Дону Эммануэлю пришла в голову мысль. Он протолкался вперед.