Изменить размер шрифта - +
  Не странно ли  слышать, как
стратегическое понятие второй мировой войны называют  по  имени, Никитой?  И
выясняется к тому же, что это  стратегическое  понятие,  только что под гром
салюта и музыку меди  отправленное в землю, в бытность свою геройским юношей
Никитой, в 1922 году, встретил у ночного костра в горах мечтательную девушку
Веронику,  и   костер  этот  трепетал   на   скале,   над  огромным  морским
пространством, под  ветром, который  она называет чисто гомеровским, то есть
под  ветром  "Одиссеи"... И  дальше, как они  жили, черт побери, в  общем-то
весело,  хотя его и мучили кошмары гражданской  войны. Хотите верьте, хотите
нет,  но я была классной теннисисткой, ха-ха,  чемпионкой Западного военного
округа.  Хотите  верьте,  Вероника,  хотите  нет, но  я  был  тоже  когда-то
чемпионом  в кантри-клабе "Нью-Хэвэн". Ах,  вот как, вы тоже  теннисист, это
очень  приятно. Вот и сразимся летом, если не... Что "если не"?.. Да так, ну
просто сразимся...
     Расскажите  мне  о  вашей  семье.  Моей  семьей  была  его  семья.  Она
рассказывала  о Градовых,  о вечерах в Серебряном Бору, где иногда казалось,
что с Россией ничего  не случилось... Как  вы сказали,  Вероника? Почему  вы
замолчали?
     После тягостной паузы она сказала, что оттуда как раз ее и забрали. Что
значит "забрали", дорогая Вероника? Арестовали. Простите, я, кажется, вас не
совсем понимаю, вы хотите сказать, что вашего мужа арестовали? Я слышал, что
у маршала Градова в прошлом четыре года военной тюрьмы, но вас ведь не могли
же арестовать, мадам?
     На  каждом  шагу  она  оглядывалась.  Сначала  ему  казалось,  что  она
оглядывается, чтобы запечатлеть  всю  красоту  медленно уплывающего  заката,
потом ему показалось в этом что-то нервическое. Говоря о военной тюрьме, вы,
надеюсь,  не  имеете  в  виду  что-то  вроде  замка  Монте-Кристо,  господин
полковник?  Он был в шахте,  и там он чуть не сдох от  голода.  Что касается
"миссис  маршал",  то  она провела  четыре года  на  лесоповале, на  мерзкой
войлочной фабричонке, в гнусных бараках, и...
     Говоря  это, она  уже не оглядывалась, а  смотрела прямо  на него,  как
будто спрашивала: "Ну что, Кевин, теперь-то рухнул твой образ советской Анны
Карениной?" Рука ее с сигаретой и губы подрагивали. Прижаться бы хоть на миг
к этим губам!
     -- Хватит об этом! -- Она бросила сигарету и пошла прямо по  лужам.  Он
бросился вслед.
     -- Я надеюсь, вы мне больше расскажете о тех временах?!
     -- Не  надейтесь!  --  резко  бросила она. -- Уже  темнеет, поехали  по
домам!
     Несколько  минут шли быстро  и молча.  Разлетались брызги. Туфельки  на
каучуке  и шелковые  чулочки были в  грязи,  но шелест  ее  юбки,  шелест ее
юбки... ей-ей, это из Достоевского, Полина и Алексей...
     Навстречу  плелись два русских мужичка.  Тэлавер попытался отвлечь свою
спутницу от мрачных воспоминаний.
Быстрый переход