Вдруг явился сильный и чистый друг, приносящий
столько благодеяний. Приносящий и получающий, хотим мы добавить, потому что
хоть от Цильки и мало было практической пользы, Надины благодеяния приносили
благо в ее собственную одинокую жизнь. Дающий всегда что-то получает взамен,
хотя частенько этого и не замечает. Она замечала.
Она давно уже отказалась от поисков мужа, смирилась с потерей
"Громокипящего Петра", однако никогда не осаживала подругу, если та начинала
заново рассказывать о своих бесчисленных заявлениях и апелляциях. Никоим
образом не устроилась и личная жизнь Надежды. Похоже, что и на этом уже
можно было поставить крест, подвести черту, завязать концы, как вам будет
угодно. "Куда уж нам сейчас с тобой, Цилька, -- говорила она. -- Молодые
девки с ума сходят, бросаются на любой обрубок, на любой крючок, а кто уж на
нас-то с тобой позарится, на старых выдр". Говоря так, она, конечно, имела в
виду самое себя. Циля даже не очень-то, похоже, и понимала, о чем идет речь.
Половая жизнь для нее просто закрылась как исчерпанный аргумент с уходом
Кирилла. Иногда, впрочем, они забирались с ногами на кровать, курили в
темноте и вспоминали своих мужей, их фигуры, одежду, голоса, фразы,
романтические моменты жизни и даже интимные подробности, порой даже очень
интимные подробности. Ну вот, и он тогда, ну и я... Ну и что ты? Ну?.. Ну и
я, признаться, была удивлена...
Это были, пожалуй, самые сокровенные минуты для Надежды Румянцевой. Она
тогда, пожалуй, просто обожала свою Цильку. Даже ее вечный противный запашок
переставала замечать, этот ее вечный вульвовагинит.
-- Ну что, ну что, ну что, ну что? -- затарахтела Цецилия. С некоторого
времени у нее стала иногда проявляться какая-то ступорозность: зацепится за
какое-нибудь слово и бесконечно, бессмысленно им тарахтит: -- Ну что, ну
что, ну что, ну что?
-- Цилька, ты не поверишь, произошло событие! -- Голос Нади вдруг выдал
сильнейшее, столь несвойственное ей волнение. -- Приехал зоотехник Львов!
Неважно, какой зоотехник Львов, важно, что оттуда! Откуда "оттуда"? Дуреха,
не понимаешь? Короче, приходи к шести, он придет и все расскажет. Что
расскажет? Цилька, это не телефонный разговор! Приходи, все узнаешь. Оденься
поприличнее. Надень ту синюю, что я тебе дала. Обязательно надень ту синюю и
белые носки! Поняла? И потом, помойся как следует, ты поняла? Нагрей воды и
вся помойся, ты поняла?!
Ничего, разумеется, не поняв, Цецилия все-таки сделала, как говорили:
промыла в ванной комнате все складки тела и даже приласкала слегка свои
тяжелые груди. Из-под двери заброшенной ванной комнаты, которую жильцы давно
уже использовали только для стирки, стала вытекать в коридор лужица.
Нотариус Нарышкина базлала: вот вам, пожалуйста, не пора ли задуматься о
некоторых, что разводят антисанитарию?!
К шести часам Цецилия в синей юбке и белых носках, а также в отцовском
вельветовом пиджаке прибыла на Зубовскую, где в полуподвале с отдельным (!)
входом проживала ее подруга Надя Румянцева. |