В войне с обеих сторон сражались молодые мужчины, выходцы из обычных городских и деревенских семей, чьей конечной целью было вернуться жить туда, откуда они пришли. Ни в одной из армий, даже в шотландской, большинство не составляли профессиональные военные, взгляды и интересы которых делали их отдельной от гражданского населения группой. Если не считать авантюристов, вступивших на путь бродяжничества и криминала, войска короля быстро разошлись по домам и вернулись к своей прежней мирной жизни, хотя некоторые, в момент поражения оказавшиеся слишком далеко от дома, записывались в армию парламента. Солдаты возвращались к себе, обогащенные опытом, не всегда соответствовавшим общественному устройству, в котором они выросли и в котором им снова предстояло занять свое место.

Согласно общественной традиции, положение в иерархии можно было определить по деталям одежды и поведению, которые сами по себе были тривиальны, но имели огромное символическое значение. Для знатного человека появление перед людьми более низкого ранга с непокрытой головой считалось унизительным и воспринималось именно так. Жесткие правила, всем известные и всеми уважаемые, определяли формы общения людей друг с другом: кто и кому должен уступать место в толпе, кому полагалось стоять, а кто мог сидеть. Естественно, в условиях войны эти традиции нарушались. В страхе, опасности и горе, в моменты крайнего напряжения и героизма мужчины и женщины действовали как того требовала необходимость и видели друг друга без прикрас. Очевидно, что после такого шока социальные традиции не могли восстановиться в одночасье. При взятии крепости, в смятении поражения, во время захвата и разграбления огромных домов люди «более низкого сорта», как их обычно называют, видели «избранных» незащищенными, находящимися в недостойном жалком положении. Солдатам королевской армии внушали презрительное отношение к противникам как к негодяям, а безостановочная лживая пропаганда убеждала их, что все вражеские офицеры – вульгарные выскочки. Точно так же солдат армии парламента учили, что все люди короля одинаково «зловредные» и величайший из них в свое время будет низложен Богом. Солдаты противоборствующих сторон жили в мире, вывернутом наизнанку, где военный ранг больше не соответствовал родовитости и сын обычного поденщика мог, просто исполняя свой долг, настучать по голове паре джентльменов. Кроме того, постоянные грабежи, санкционированные фуражировки, захват средств и собственности, принадлежащих партии противника, привели к тому, что все от ленты на шляпе до доходов от поместья, по крайней мере временно, стало добычей сильнейшего.

Конечно, чтобы разрушить общественный уклад, который складывался веками, потребовалось бы более четырех лет таких потрясений, и на практике, если не считать моментов жарких схваток, обе стороны в целом с уважением относились к традициям социальной иерархии. Однако опыт и пропаганда военного времени неизбежно порождали атмосферу растущего недовольства и вызова, в которой естественные жалобы иного рода – на экономические потери или приостановку торговли – соединялись с гневным оспариванием социального устройства.

Такие настроения распространялись по стране отчасти солдатами из расформированных армий, отчасти гражданскими, которые сами получили аналогичный опыт. Лилберновское требование справедливости для маленького человека появилось в тот момент, когда оно было обречено вызвать сочувственный отклик. В Армии нового образца этот отклик оказался самым сильным. Солдат – в основном это были молодые люди – вдохновляли разговоры о свободе совести. Им говорили, что, низвергая принцев и прелатов, они делают богоугодное дело, и, хотя большую часть их офицеров набирали из дворян, дворянами были не все.