Он забыл, что существовуют серьезные возражения против переправки его в Шотландию, если он не подпишет Ковенант и не объявит себя его сторонником. В июле Монтроз, подчиняясь его приказу, распустил свои войска, и, когда в августе король передумал и стал убеждать его продолжить борьбу, было уже слишком поздно. Но Хантли на севере по-прежнему не сложил оружия. Он всегда завидовал Монтрозу и намеренно отказался советоваться с ним, когда пришел приказ короля о роспуске войск. Благодаря такой враждебной и скрытной политике он достиг своей цели, потому что, когда Монтроз отступил, он смог (и сделал это) провозгласить себя единственным защитником короля в Шотландии. Помимо капризного Хантли, в Кинтайре бездельничал Аластер Макдоналд, и после поражения Монро при Бенбурбе он даже мог получить подкрепление из Ольстера.

Отступничество многих дворян Лоуленда после битвы в Килсите всего год назад выявило реальную слабость ковенантеров. Они ничего не сделали, чтобы примириться со своими врагами и обратить их в свою веру. Установленный ими порядок был слишком спорным, их методы – слишком жесткими. Впоследствии один из их самых видных богословов, Сэмюэл Рутерфорд, пожалел об этой ошибке: «Наша работа с людьми чаще сводилась к секвестру поместий, наложению штрафов и заключению в тюрьму, чем к сочувственной скорби о душе тех, кого мы считали противниками нашего дела… Было бы лучше, если бы мы больше дней посвятили смирению и посту… намного меньше – отложенным комиссиям, предварительным вызовам в суд и новым судебным процессам. И если бы в наших сердцах было столько мягкости и нежности Господа нашего, что мы могли бы услужить своим противникам и группам, имеющим другое мнение, то смогли бы управлять бережно, как наш Господь Христос, который любит не погонять, а носить агнцев на груди Своей». Ковенантеры следовали другим методам, не слишком похожим на методы Христа, и возбуждали все больше ненависти со стороны растущего меньшинства. Если бы король приехал в Шотландию, не приняв Ковенант, его присутствие тайно или явно воодушевило бы каждого противника партии власти по всей стране.

В этот последний момент единственным выходом из тупика могло бы стать обращение короля в пресвитерианство, над чем они по-прежнему усиленно трудились не без содействия королевы и ее друзей. Она все еще была уверена, что если он уступит в вопросе религии, то с помощью шотландцев, французов и ирландцев сможет вернуть себе все, что потерял. «Я очень надеюсь, что если вы будете постоянны и решительны, мы все же станем хозяевами положения и снова встретимся с невиданной доселе радостью. До свидания, родное сердце».

В октябре французы взяли Дюнкерк – порт, откуда всю войну выходили в море пиратские корабли короля. И сразу же пошел слух, что губернатором будет назначен принц Руперт. Недавно он присоединился к королеве в Париже и был назначен королем Франции командующим всеми английскими войсками, находившимися в тот момент на службе Франции. Слух имел под собой некоторые основания, поскольку испанский посол в Англии, ловкий дон Алонсо де Карденьяс, предвидя, с каким подозрением станут относиться французы к партии индепендентов из-за их козней в отношении шотландцев, подумал сблизиться с ними, чтобы отправить войска Армии нового образца для защиты Дюнкерка. Возможно, ответным эхом этого нереализованного плана Карденьяса стало решение французов назначить одного из командующих короля Карла в этот стратегический порт, отделенный от Англии всего лишь узким проливом. Впрочем, из этого ничего не вышло.

Король видел более серьезные основания для надежды в растущем недовольстве англичан. Слухи о бунте в армии множились. Ее было нельзя распустить, поскольку это представляло большую опасность. Парламент с трудом собрал деньги, чтобы заплатить шотландской армии, но при этом накопил большие долги перед армией Англии.