Власти ошибочно попытались обойтись с Овертоном, как с Лилберном, но выяснили, что он будет сам лично защищать свои права. При аресте он оказал сопротивление, и его пришлось тащить по улицам с ногами, болтающимися, «как пара копеечных свечей», пока офицеры не потеряли терпение и не понесли его, держа за плечи и пятки. В тюрьму Ньюгейт он прибыл, прижимая к груди том «Институций» Эдварда Кока и читая следовавшей за ним толпе лекцию о законных и неотъемлемых правах англичан.

Лилберн по-прежнему являлся неофициальным лидером кампании за врожденные права каждого англичанина. Из своего заключения в Тауэре он побудил людей организовать демонстрацию у Гилдхолла, когда 29 сентября 1646 г. там проходили выборы нового лорд-мэра. Группа простых горожан во главе с участником войны часовщиком из Корнхилла заявила, что имеет право голосовать. Им было отказано в жесткой форме, после чего они подали протест именем свободных людей, горожан и лондонского простонародья. Лилберн после краткого изучения всех записей, которые смог получить, в течение недели-другой написал и опубликовал памфлет London’s Liberty in Chains («Свобода Лондона в цепях»), утверждая, что право каждого свободного человека голосовать на выборах было принципом правления в саксонские времена и что хартия короля Джона дала всем горожанам Лондона право выбирать лорд-мэра.

Тем не менее в тот год лорд-мэра избрали, как раньше, и, хотя Лилберну результат не понравился, он не удовлетворил и парламент. Ни разу с момента вступления Пеннингтона в должность в 1643-м у них не было лорд-мэра, который бы полностью удовлетворял их. Сити упорно подтверждал свои роялистские симпатии, и сэр Джон Гейер, избранный лорд-мэром осенью 1646 г., был всем известным роялистом и десять лет назад даже собирал для короля «корабельные деньги».

VII

И в Англии, и в Шотландии пресвитерианцы начинали с недоверием и скепсисом сознавать, что все складывается не так, как они предполагали. В то время как сектанты тихо наращивали свои силы в Лондоне и Вестминстере, король в Ньюкасле вопреки их настояниям отказывался купить помощь шотландцев ценой подписания Ковенанта.

Карл с бесполезной изобретательностью и при содействии Уилла Мюррея разрабатывал план отсрочить решение вопроса о религии на три года, узаконив в этой сфере систему, которая на данный момент существовала в Англии, и сделав будущее церкви предметом дальнейшего обсуждения. Сам же король со своей стороны намеревался принять решение в пользу епископального управления. Довольный предполагаемой отсрочкой, он поручил епископу Лондонскому Уильяму Джаксону узнать, будет ли допустимо королю, с его точки зрения уступив необходимости, на время оставить англиканскую церковь, имея в виду непременно «восстановить и сохранять» ее, как только у него появятся силы это сделать. Джаксон проконсультировался с лишенным престола епископом Сейлсбери Брайаном Даппа и пришел к неутешительному выводу: король может признать ситуацию, сложившуюся на сегодняшний день в Англии и Шотландии, но не должен санкционировать или гарантировать ее дальнейшее существование. Ответ не сыграл большой роли, поскольку план короля не пришелся по нраву никому.

Приезд короля к ковенантерам имел в основе своей недопонимание, и теперь исправить ситуацию было уже невозможно. Он поверил, что в конце концов они станут сражаться за него, за своего законного государя, рука об руку с его друзьями, которые еще оставались на поле боя. Они верили, что он не приехал бы к ним, если бы не был готов дать согласие на великое дело реформирования церкви, которому они отдали свои сердца. Лишь немногие из них верили, что для него поддержка епископальной церкви – это дело совести; они полагали, что его приезд к ним указывал на готовность принять их религию и что его последующий отказ сделать это вызван тем, что Карл сознательно и злонамеренно изменил свое мнение.