— Вопрос: знаете ли вы друг друга и какие между вами отношения? Вопрос к тебе, Вика…

Она не поняла.

— Ну, ты знаешь, кто это?

Вика впервые подняла глаза.

— Гия…

— Было ли что-то у вас или нет?

— Ничего.

— Вопрос тебе, Гия; знаешь, кто это?

— Мать видела? — спросил Гия. — Как она там?

— Она тут, во дворе. Сестра тоже… Ленка, Боаз. Все наши…

— Потом поговорите. Вопрос Вике… Есть ли у Гии друг по имени Борис? Где он живет? Видела ли ты их вместе?

— Борька…

— Говори, как ты в протоколе допроса показывала…

— Есть…

— Ты что скажешь, Гия?

— Не знаю. Какой Борис?!

— Балабан! Пойми, Гия, это глупо — врать! Там во дворе твои друзья, мать. Все знают, что он твой друг…

Джерри за столом соединял и разъединял пальцы рук. Ему было скучно.

— Вопрос Вике: что Гия сказал тебе, Вика, про Бориса, когда он уехал на курсы электросварщиков и не позвонил…

Она вздохнула.

— Как ты показала в протоколе допроса?

Вика молчала.

— Может, я сам прочту? — Переводчик достал протокол. — Тут правильно записано? «Гия сказал: „Если Борьку посадят, мне конец“»…

Напарник Гии по камере Илья вел себя беспокойно.

Ему требовалась травка.

Ночью не мог уснуть. Орал. Не переставая просил, чтобы вызвали врача. У него и в самом деле поднялась температура.

— Суки!.. Врача! Умираю!

В соседних камерах тоже начали кричать:

— Помоги! Видишь, человек умирает! — Почти в каждой камере были «русские».

Напротив запели популярную песню: «Черти окрестили меня вором…»

Кто-то из полицейских не выдержал:

— Завтра придет врач в соседнюю камеру. Я скажу ему…

— Дай хотя бы шампунь! Грязь смыть…

Полицейские знали все его приколы. Все же отсыпали у соседей — у кого сколько было — стакан порошка. Илья развел его водой — влил внутрь. Ночью его рвало. До утра не вставал с параши…

Все знали, что его ломает.

Утром караулили врача. Он не должен был пройти мимо их камеры, но Илья все равно боялся его пропустить.

К обеду он совсем отчаялся. Снова кричал не переставая.

Дежурный пообещал надеть на него браслеты, ручные и ножные, если он не прекратит.

Худой, в кипе, заросший рыжеватой щетиной, в мятых шортах до самых худых икр, Илья качался, как маятник, — от двери к кровати.

Врач наконец пришел — смешливый, неудачливый, в белом халате, в кипе. С любопытством взглянул на Гию.

— Рэцах!..

«Убийца…»

Потом занялся напарником. Состояние наркомана он определил сразу. Дал каких-то таблеток.

— На ночь тебе принесут еще…

Уходя, оглянулся на Гию:

— Шалом…

Серьезность совершенного преступления поднимала Гию над другими сидевшими в Русском подворье.

Илья, приняв таблетки, успокоился. Поднял с лежака газету с портретом Иосифа Кобзона.

Они еще не успели поговорить о нем.

— Земляк. Я эту «Совершенно секретно» везде с собой ношу… — Илья ткнул в заголовок. — «Кобзон: „Я знаю имя своего убийцы“

Под коллажем с портретом предполагаемого убийцы, заранее пригорюнившись, и, как оказалось, совершенно напрасно, страдал сам певец.