Леонид Словин. Война крыш
Утро в российской столице стояло пасмурное. Кутузовский проспект выглядел особенно серым, придавленным густыми, низко спустившимися облаками. Вдоль тротуара уже двигались одна за другой несколько поливальных машин — вернейшие провозвестники приближающегося ливня… Я не люблю гнать Кутузовским. Неродной, помпезный. Начальство, охрана. Сколько бар и их холуев тут обитало когда-то. Да и сейчас… Как-то при мне перед черной «Волгой» в неположенном месте перебежал дорогу старик пенсионер. Что тут было! Визг тормозов. Мат. Старик отступил. Холуй выскочил из машины. Молодой, упитанный. Врезал старику по лицу. Гаишники тут на каждом шагу, один оказался не далеко — свистнул с тротуара. Холуй подошел. Не выпуская из рук, показал документ. Машина оказалось непростой. Я увидел пассажира на заднем сиденье. Мы узнали друг друга. Гаишник козырнул. Машина ушла. Вокруг старика уже собирались возмущенные граждане. Старлей-гаишник объяснил правдолюбцам: — Тут моей власти мало, друзья! Ничего не поделаешь! — Да кто он?! Гаишник долго не думал: — Второй секретарь американского посольства… — Сволочи!.. — Да брось ты, старлей. Какой секретарь?! Японский бог… Того, кто сидел позади холуя, я зал как облупленного. Мы вместе учились. Потом я стал опером на земле. Он сразу назначен был замом начальника управления… по комсомолу! Вот так он стартовал! Первое звание, которое он получил, было капитан милиции. Из управления тесть перетащил его а ЦК. Дальше пошло как по маслу. — Ты чё имеешь в виду? — Гаишник вроде не понял. — Ладно. Пора, блин, учить этих козлов… Это было время моего короткого восхождения к звездам. Меня подняли с земли. Управление внутренних дел на железнодорожном транспорте иногда делало такие подарки начальникам отделений вокзальных розысков. Сыграло роль и мое забытое первое образование — журналистика. Мой генерал поверил, что приблизил к себе нового Джерома Сэлинджера… Я уже начал забывать про случай на Кутузовском. Через месяц начальник управления встретил меня в коридоре. Была пятница. В понедельник после селекторного совещания он улетал в Германию… — Надо поговорить. В субботу я тебя жду… — Буду, товарищ генерал. У него оставалось два дня. Я был уверен, что ему нужна справка на немецком, и стал решать, кто сможет её быстро перевести. В субботу он вызвал меня. В кабинете кроме него сидел мой непосредственный руководитель — начальник штаба. — Знаешь, о чем мы тут подумали. Я сразу понял: речь пойдет не о справке. — Как смотришь на то, чтобы вернуться назад на землю. Мужик ты молодой. Борзый. Чего тебе в управлении штаны просиживать… Я промолчал. Это был привет от моего однокашника, проезжавшего Кутузовским проспектом. Старлей-гаишник подсуетился, стукнул кому следует. — Давай-ка прямо с понедельника… Тут все было ясно. Уголовный розыск большого московского вокзала — обычное место производственной ссылки. Клоака. Бомжи, срач. Огромная вошебойка с прачечной… Вечная война с транспортной прокуратурой. Рутина… Непрекращающаяся отмывка управленческой ерунды, которую они там наверху напридумывают. Нескончаемый рабочий день, долгая неделя без выходного. Начальники розысков — факиры на час… Должность, с которой можно уйти только вниз — до опера. Или на «выкинштейн»… Трижды я проходил этот короткий путь моей карьеры и каждый раз оказывался на том же месте. |
