В общем, в свой офис на Покровку они, опять-таки, ехали в разных машинах. И лишь устроившись в офисе за кофе с бутербродами, они обменялись рассказами о том, что с ними произошло (о разорванных записках Садовникова Андрей умолчал). А потом Игорь задал свой вопрос насчет Зараева.

— То, что он и сказал, — ответил Андрей. — Сломанный репейник.

— То есть?

— Зараев, как человек образованный, воспользовался примерами из истории литературы и искусства. Разве ты не помнишь? Суриков увидел ворону на снегу — и у него возник замысел картины «Утро стрелецкой казни». Лев Толстой увидел сломанный репейник — и у него возник замысел повести «Хаджи Мурат».

— Постой!.. — Игорь аж приподнялся. — Но ведь прототипом Хаджи Мурата был реальный человек — один из лучших полководцев Шамиля!..

— Вот именно, — кивнул Андрей. — Который в итоге стал для Шамиля «сломанным репейником». И, как во время оно, когда были благородные Хаджи Мурат и Шамиль, и плененного Шамиля с почетом встречали в Санкт-Петербурге, так для нынешних бандитов таким сломанным, но на удивление живучим и колючим репейником должен был стать потомок Шамиля — очередной глава древнего рода, хранитель тех благородных традиций чеченцев, которые нынешних хозяевам Чечни ненавистны и которые те стараются вытравить. Своим намеком Зараев почти прямо сказал: я — потомок Шамиля. То есть, не он, конечно, а человек, «двойником» которого он является, и которого на самом деле нужно надежно спрятать. Но, думается мне, и Зараев имеет к семье Шамиля какое-то отношение — судя по его образованности и по готовности пожертвовать жизнью за другого человека.

— Но тогда… — Игорь встал и принялся расхаживать по комнате широкими шагами. — Ведь вот что получается! Шамиль, некогда законный властитель Чечни, тридцать лет сражавшийся против русских войск, легендарный герой чеченского народа. При этом, человек с европейским образованием, знавший пять или шесть языков, высшую математику, множество других наук… Многие до сих пор убеждены, что власть должна принадлежать прямым потомкам Шамиля — так сказать, по праву престолонаследия — а все остальные являются узурпаторами. И если сейчас возникнет прямой потомок Шамиля, его законный наследник — то многим и многим больше нечего будет ловить. Шухер произойдет ещё тот!

— И кому это выгодно? — с усмешкой осведомился Андрей.

— Тем, кто хочет мира и спокойствия на Кавказе. Авторитет такого человека будет непререкаем. И уж, конечно, это не выгодно ни диким полевым командирам, промышляющим разбоем и захватом заложников, ни многим людям в Москве, которые тоже охочи половить рыбку в мутной чеченской воде, что политики, что бизнесмены. Взять того же Курослепова… Понимаю, почему он влез в это дело. Его чеченские партнеры сообщают ему: в Москву удалось уйти очень опасному человеку. Если его удастся провести в правители Чечни — то всем нам, мол, капут, отписывают ему. Этот человек никакого криминала не спустит — и главное, у него будет достаточно авторитета в народе, чтобы пресечь нашу деятельность. Найди его а Москве и дай наводку нашим боевикам, которых мы посылаем. Особая примета этого человека: старинный фолиант невероятной стоимости, его чудом уцелевшая семейная реликвия. В этом фолианте есть раздел об орхидеях… И Курослепов придумывает, как выследить этого человека с нашей невольной помощью. Он знает, что я — человек дотошный, и в поисках украденных орхидей переворошу все, что с ними связано. И где-то наткнусь на след драгоценного манускрипта — от богатого любителя орхидей услышу, что этот манускрипт некто предлагал на продажу, или что другое промелькнет — и, естественно, расскажу об этом Курослепову.