И где-то наткнусь на след драгоценного манускрипта — от богатого любителя орхидей услышу, что этот манускрипт некто предлагал на продажу, или что другое промелькнет — и, естественно, расскажу об этом Курослепову. Вдруг, мол, и он проявит интерес к раритету… Но Повар тоже не прост: и подсовывает охотникам двойника, чтобы настоящего наследника Шамиля спокойно переправить за границу и спрятать все его следы…
— Добавь к этому, что Курослепов — ещё мелкая сошка по сравнению с некоторыми людьми, чей интерес, политический или коммерческий, может крупно пострадать, если в Чечне будет наведен порядок, — сказал Андрей.
— Это само собой понятно… И вот Повар узнает об этом человеке, прячущемся где-то в Чечне при помощи своего клана — надо понимать, свято хранящего тайну его местонахождения, чтобы не ввязываться до времени в неравный бой — и поручает Беркутову его вызволить… Он ведь понимает, что в его руках окажется мощнейшее оружие. Оружие, которое и Повару не будет подвластно, ведь Зараев — будем называть его так, ладно? — это человек чести. Он будет устанавливать свой закон, как сочтет справедливым, не считаясь с интересами даже своих спасителей — возможно, мусульманский закон — но все равно это будет закон и порядок, а не бардак и резня! А Повар получает возможность давить на… на таких мощных людей в нашем государстве, что даже страшно подумать: мол, будете плохо себя вести — я выну из шкатулки свое тайное оружие и, если этому человеку удастся доказать свои права и повести за собой народ — а я уж постараюсь, чтобы это ему удалось! — все ваши миллионные барыши накроются медным тазом!.. Так?
— Все так, — со вздохом сказал Андрей.
— Воспользуется Повар этим оружием или Зараев до конца дней тихо и мирно проживет в Европе — сказать пока невозможно, — продолжил Игорь. Ведь и Повар понимает, что это оружие хорошо, пока им можно угрожать, а Зараев, вставший у власти, может начать осуществлять меры, которые и Повару не слишком на руку… И слишком большую войну придется вести. Любой политик, делающий капитал на громких призывах навести порядок в Чечне, сам с удовольствием заплатит, чтобы Зараеву перерезали глотку. Наши московские мерзавцы обязательно стакнутся с чеченскими — чему мы уже имеем наглядный пример. Но пока Повар сможет держать их всех в ежовых рукавицах… Ты, что, не слушаешь меня? О чем ты задумался?
— О том, сколько во всем этом было грязи и крови, — сказал Андрей. Просто мутит.
— Да, — согласился Игорь. — Одно из самых грязных дел, с которыми нам приходилось сталкиваться. Это, знаешь… Похоронить и забыть. Хотя, конечно…
Он не договорил. Как можно будет не думать иногда о девочке, повешенной где-то в глухом углу, об обгорелом трупе Беркутова, о том, как приходилось «держать лицо» перед мерзостями Курослепова, о том, что ты чуть не был предан давним другом (если насчет того, что, по первоначальному плану Повара, именно Гитис должен был сообщить в местную дежурную часть о заложнике в доме Курослепова, практически «закопав» при этом Игоря, ещё можно было сомневаться, то в том, что именно «Литовец» подкинул информацию бандитам о ценности для Богомола человека, которого она отправит посланцем за орхидеями — такой ценности, что в обмен на него она сдаст Зараева — у Игоря сомнений почти не было), и о многом другом — обо всем, что понадобилось, чтобы Повар мог успешно разыграть свою комбинацию. Такие шрамы остаются навсегда — и обладают неприятной особенностью ныть по ночам или в самый неподходящий момент.
— Вот ещё немного деньжат подкоплю — и уйду из этого дела, — проворчал Игорь.
— Схожее желание, — кивнул Андрей. |