|
Понастроили воздушных кораблей, как же тут было не начать? - А как война кончилась? - Бог ее знает, кончилась ли, - сказал старый Том - Бог ее знает, кончилась ли. Заходят к нам иногда чужие, так вот один прохожий позапрошлым летом говорил, что она все еще не кончилась. Говорят, будто туда дальше, к северу, есть шайки, которые все еще воюют, и в Германии, и в Китае, и в Америке, да мало ли где. Он сказал, будто у них до сих пор и летательные машины есть, и газ, и всякое такое прочее... Но мы тут ничего в воздухе не замечали вот уж семь лет. И никто даже к нам близко не подходил. А последний воздушный корабль, что мы видели, помятый такой, вон туда летел. Недомерок был какой-то да еще кособокий, будто что-то с ним было не того. Он поднял палец и остановился у дыры в заборе - у жалких останков того самого забора, восседая на котором в обществе своего соседа мистера Стрингера, молочника, он когда-то наблюдал субботние полеты членов Южно-английского аэроклуба, и очень возможно, что он смутно вспомнил именно этот день. - Вон там, видишь, где от ржавчины все порыжело, - там газ делали. - А что это - газ? - спросил мальчик. - Да так, ничего, пшик один... Его в воздушные шары накачивали, чтоб они летали. Ну, и жгли его, пока электричества не выдумали. Мальчик бесплодно силился представить себе газ на основании этого описания. Затем его мысли вернулись к прежней теме. - А чего ж они войну-то не кончили? - Из упрямства. Конечно, сами-то по шее получали - так ведь и другим давали, и все были такие герои да патриоты - вон они и громили друг друга. Громили и громили. А потом и вовсе осатанели. - Надо было ее кончить, - сказал мальчик. - Начинать ее не надо было, - сказал старый Том. - Да гордость людей обуяла. Дурь, и чванство, и гордость. Больно много мяса ели да пили вдоволь. Чтоб уступить - так нет, другие пусть уступают. А время прошло, и никто уж их больше и не просил уступать. Никто не просил... Он глубокомысленно пожевал беззубыми деснами, и взгляд его, скользнув по долине, упал туда, где блестела на солнце разбитая крыша Хрустального дворца Смутное томительное сожаление обо всем, что было зря загублено, о безвозвратно упущенных возможностях нахлынуло на него. Он повторил свой приговор всему этому, упрямо, не спеша, веско, раз и навсегда высказал свой окончательный вывод. - Говори что хочешь, - сказал он, - начинать ее не надо было. Он сказал это просто: кто-то где-то что-то должен был остановить, но кто и как и почему - этого он не знал. |
