|
Погоди, вернемся домой, Тэдди, я тебе место, где он был, покажу. Разве теперешние понимают, что такое магазин? Разве понимают? Они и зеркальных витрин-то в глаза не видели. Господи, да я одной картошки по полторы тонны в подвале зараз держал! У тебя б глаза на лоб вылезли, если бы ты увидел, чего только у меня в магазине не было. Корзины с грушами, каштаны, яблоки, орехи, сладкие да большие какие. - Голос у него стал сладострастным. - Бананы, апельсины... - А бананы - это что такое? - спросил мальчик. - И апельсины? - Фрукты такие были. Сладкие, сочные, пальчики оближешь. Заморские фрукты. Их из Испании везли, из Нью-Йорка, со всего мира. Пароходами и по-всякому. Со всего мира мне их свозили. А я ими в своем магазине торговал. Я торговал, Тэдди! А теперь вот хожу с тобой, в мешковину старую обряженный, и заблудившихся кур ищу. А какие люди ко мне в магазин наведывались, какие дамы, знатные да красивые, таких теперь и во сне не увидишь, в пух и прах разодетые! Вот придет такая и спросит: "Ну, мистер Смоллуейз, что у вас сегодня новенького?" А я ей: "Да вот канадских яблочек не желаете ли, а то, может, каштанов в сахаре?" Понимаешь? И брали. Тут же не сходя с места заказ: "Ну пошлите мне и тех и других". Господи, и жизнь же была! Все хлопочут, все куда-то спешат, а сколько шику насмотришься - автомобили, экипажи, пешеходы, шарманщики, немцы-музыканты! И все это мимо тебя, мимо тебя, все время. Если бы не эти пустые дома, так я б подумал, что все это во сне пригрезилось. - Дядя, а дядя, а с чего ж все они померли? - спросил Тэдди. - Да потому, что все прахом пошло, - сказал старый Том. - Все шло хорошо, пока война не началась. Все шло как часы. Все были заняты, все были довольны, все ели досыта каждый день. - Он встретил недоверчивый взгляд. - Все! - повторил он категорически. - Если ты сам себе на обед заработать не мог, так получал в работном доме миску горячего супа, который назывался похлебкой, и хлеба такого, что никто сейчас и испечь не сумеет, настоящего белого хлеба, от государства, значит. Тэдди таращил глаза от изумления, но ничего не говорил. Рассказ будил в нем какие-то смутные желания, - которые он считал более благоразумным подавлять. Старик на некоторое время предался сладостным воспоминаниям. Его губы шевелились. - Эх, семги бы под маринадом! - шептал он. - Да с уксусом... Голландского бы сыра... Пивка. Да трубочку табака. - Да как же все-таки тех людей убило? - спросил наконец Тэдди. - Война была. С войны все и началось. Грянула война, и пошло. И пошло! Но много народу тогда не погибло. Просто, что все вверх дном перевернулось. Явились они, Лондон запалили и сожгли, и потопили все корабли на Темзе - мы дым и пар потом несколько недель видели, - и кинули бомбу на Хрустальный дворец, так что от него ничего не осталось, и разбили железные дороги, да мало ли еще что... Но насчет того, чтоб людей убивать, это нет, разве что ненароком. Они все больше друг друга убивали. И был тут раз у нас большущий бой, Тэдди, - прямо в воздухе. Большие такие пребольшие штуки - больше чем пятьдесят домов, больше Хрустального дворца, больше, чем я не знаю что, летают себе в воздухе и палят друг в друга, а из них люди убитые на землю валятся. Страсть! Да не так они людей перебили, как дела остановили. Все дела встали, Тэдди. |
