— Он говорил вам это? — спросил дрожащим голосом Валентин.

Давно сдерживаемые слезы блеснули на его глазах, и он зарыдал.

Давно уж он не был так сильно взволнован; его сильная, закаленная в беспрерывной борьбе с опасностями и лишениями натура не выдержала; его мужество изнемогало под гнетом тяжелого воспоминания о давно минувшем счастье; после стольких лет немых страданий и сосредоточенности в самом себе его затаенные чувства пробудились с новой силой, и он плакал как ребенок.

— Да, — отвечала донна Розарио, растроганная его страданиями, — он говорил нам это каждый день, а мать наша повторяла нам после его слова, так что мы, вырастая, все более и более любили вас; когда же несчастье постигло нас, мы с братом в минуты страшного отчаяния, бедные сироты, оставленные всеми, говорили друг другу: не будем падать духом, если жив еще Валентин, наш второй отец, если Бог нам сохранил его, он спасет нас!

— Это правда? Вы говорили это? — воскликнул Искатель следов с воодушевлением, — так вы надеялись на меня?

— Да, иначе я не обратилась бы к вам теперь.

— Это правда, но действительно ли вы, Розарио, свободны здесь, в этом лагере?

— Да, отец мой, я здесь совершенно свободна и окружена самым почтительным вниманием, — отвечала молодая девушка совершенно спокойно. — Капитан Грифитс поступил со мною, как поступил бы каждый честный человек; без него я бы погибла.

— Все ли то справедливо, о чем вы мне писали?

— Все. У меня нет никаких причин на что-нибудь пожаловаться. В письме своем, сколько мне помнится, я старалась только выразить всю мою признательность к этому честному человеку, который, не зная меня, не задумался подать мне помощь и вырвать из рук бандитов, которые готовы были увлечь меня.

— Хорошо, дитя мое, если все это так, то я отблагодарю капитана Грифитса, и поверьте мне, что он останется доволен услугой, которой я отплачу ему за ваше спасение.

— Благодарю, но вы мне ничего не сказали о моем брате. Вероятно, его нет при вас?

— Нет, дитя мое, — печально ответил Валентин, — но я надеюсь скоро получить о нем известия.

— Бедный Луи! — сказала молодая девушка голосом, в котором слышались слезы, — что с ним сталось!

— Успокойтесь, дитя мое, быть может, скоро и он также будет в безопасности.

— Вы так думаете? — быстро спросила донна Розарио.

— Я имею основания предполагать это, моя милая.

— Какие?

— Есть два человека, которые хлопочут о вашем освобождении: я, исключительно посвятивший себя этому, другой…

— Кто другой? — прервала она его с нетерпением.

— Старый друг вашего семейства, родственник вашей матери, который видел вас еще в детстве, вас и вашего брата, и который вас любит…

— Дон Грегорио Перальта! — радостно воскликнула молодая девушка.

— Да, вы угадали, мое милое дитя.

— Нет, — отвечала она с очаровательным движением головы, — мне подсказало мое сердце. О, если он взял на себя труд отыскать моего брата, то он найдет его, я в этом уверена.

— И я также, потому что он безгранично вам предан.

— О да! Он всегда любил нас, ведь это он уведомил вас о постигшем нас несчастии, не правда ли?

— Да, дитя мое, это он.

— А я сомневалась в этом! — воскликнула вдруг она. — О, отец мой! Я думаю, что с этой минуты я становлюсь счастливой.

— Я употреблю все усилия, чтобы вы не ошиблись, дитя мое.