– Что случилось? – спросила она, смущенно догадываясь о причине такого внимания.

– Не знаю. Ничего, наверное. Просто… ты очень красивая, если позволишь сказать тебе такое.

– Позволю. – Она улыбнулась. – И еще раз спасибо.

– Так как же все прошло?

Она глубоко вздохнула:

– Как у Золушки на балу.

– Ты говорила с ней?

– Очень коротко.

– И…

Взгляд Даны был устремлен вниз, к огонькам паромов, движущихся по заливу Элиот в направлении Бремертона и Вэшн‑Айленд. Потом она поглядела на него.

– Она вспомнила меня. Несмотря на необычность обстановки и то, что я была так наряжена и напомажена, она меня узнала. И не думаю, что этим я обязана одному‑единственному ужину двадцать лет назад в День благодарения.

– Что она сказала?

– Ей не пришлось говорить. Я все прочитала в ее глазах. И позже вечером я ее нашла.

– Ты ее спросила о серьге?

Дана кивнула.

– Она признала и серьгу, и то, что ей известна фамилия Уэллеса. Кажется, она разволновалась.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что на ней были две такие серьги, Майк.

Логан секунду подумал:

– Должно быть, Мейерс заказал копию.

– Наверно. Судя по ее реакции. Кажется, она так и не обнаружила пропажи. Но как это могло быть: он знает, а ей ничего не известно?

Логан покачал головой:

– Непонятно. Хотя сомневаюсь, что есть что‑то, что было бы скрыто от него. Если он заподозрил ее измену, то, вероятно, организовал слежку. Бутер мог обратить внимание на то, что из дома твоего брата она вышла без серег, и позднее это подтвердил. Что и могло послужить побудительной причиной проникнуть в дом твоего брата.

– А почему Бутер не сделал этого сам?

– Слишком рискованно. Если б что‑то не заладилось, событие тут же связали бы с Мейерсом. Кинг и Коул необходимы были в качестве буфера.

Официантка поставила на черный кафель стола их напитки на подставках. Последовавшие за тем полчаса Дана детально пересказывала Логану, как все происходило – в цепочке гостей, тянувшейся к Мейерсу, и позднее, во время их разговора. Рассказала она и о том, как в середине этого разговора внезапно невесть откуда перед ними очутился Роберт Мейерс, и Дана ухитрилась ретироваться и скрыться в толпе так же мгновенно, как появился он.

– Все это потребовало от тебя немалой смелости.

Она отмахнулась от комплимента:

– А что еще нам оставалось? Выбрали то, что посчитали лучшим.

– Вот почему я и говорю о смелости. Нет, я серьезно, Дана. Бывает, оказываешься в рискованной ситуации неожиданно и действуешь по наитию. Если повезет и тебя не убьют, после говорят, что ты герой. Но на то, что проделала ты, потребовалось куда больше мужества, потому что у тебя было время все обдумать и оценить опасность, но ты все‑таки решилась.

– Мой брат погиб, Майк. Роберт Мейерс убил его. Смириться с этим я не могу и не стану.

– Знаю. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что можешь гордиться собой. Большинство женщин… да, господи, и мужчин тоже, – тут же поправился он, – на твоем месте давным‑давно сложили бы лапки и сдались. Твой брат гордился бы тобой.

– Это похоже на поздравительную речь побежденного кандидата, Майк.

Откинувшись на спинку кресла, он глядел в окно.

– Майк?

Логан повернулся к ней:

– Не хочу огорошить тебя ушатом благоразумия, Дана, но я не уверен, что произошедшее сколько‑нибудь приблизило нас к тому, чтоб схватить Мейерса за руку. Помнишь историю про башмаки Оджея Симпсона? Он отрицал, что имеет пару башмаков точь‑в‑точь как те, что оставили отпечаток в луже крови его жены на тротуаре.