– Звонила женщина, она искала вас. Она очень хотела поговорить с вами, не успокоилась, пока я не пообещал лично проследить, чтобы вам передали это сообщение. Я выполнил обещание. Вот. Она оставила свой номер.

– Женщина?

Рубен Фрай поблагодарил и попросил разрешения воспользоваться телефоном в регистратуре, он не хотел пользоваться собственным мобильником, чтобы не оставлять следов, потому что не знал, кто ему ответит.

У нее оказался высокий голос.

– Рубен Фрай?

Она выговорила его имя на прекрасном английском. Она нервничала, он почувствовал это.

– С кем я разговариваю?

– Меня зовут Хелена Шварц.

У него закололо в животе, под самыми ребрами. Словно кто‑то изо всех сил ударил его туда, где он был менее всего защищен.

– Алло?

Было трудно говорить.

– Шварц?

– Я взяла эту фамилию, когда вышла замуж за Джона. Наш сын, Оскар, тоже носит ее.

Рубен Фрай опустился на стул перед длинной стойкой регистратуры.

– Я должен с вами встретиться.

– Я не знала о вашем существовании. Что у меня есть свекор. Что у Оскара есть дедушка.

– Где вы сейчас?

Дыхание понемногу возвращалось, и он почти успел прийти в себя прежде, чем она ответила.

– Если вы повернетесь. Столик у окна, чуть в глубине большого зала.

Они обнялись и расплакались. Два человека, которые прежде никогда не видели друг друга. Фрай поцеловал Хелену в лоб, а она погладила его по щеке и улыбнулась. Когда он наконец отпустил ее, она отвела его в сторонку, чтобы они могли рассмотреть друг друга.

– Там. – Она указала за его плечо. – Видите его?

В другом конце холла было устроено что‑то вроде детского уголка. Ярко раскрашенные картонные фигурки в индейском вигваме, рядом две полки с книгами, бумага, карандаши и большой разноцветный конструктор «Лего». За одним из столиков сидел мальчик и сосредоточенно рисовал что‑то на зеленой бумаге. Рубен затруднялся сказать, сколько ему было лет, он так давно не имел дела с маленькими детьми, – должно быть, лет пять‑шесть.

– Пять. Через год после того, как Джон приехал сюда. Наверное, я забеременела сразу, как мы встретились.

Она взяла Рубена за руку и медленно повела его к мальчику. Они остановились за его спиной, не шевелясь, а мальчик по имени Оскар ничего не заметил, для него существовал лишь большой дом, который он рисовал красным мелком.

Ноги у Рубена были толстые, короткие и обычно такие устойчивые. Но теперь они дрожали, и он ничего не мог с этим поделать.

– Оскар.

Хелена Шварц присела на корточки перед сынишкой, обняла его одной рукой за плечи.

– Я хочу познакомить тебя с одним человеком.

Дом был еще не закончен. Надо было пририсовать к трубе дым, а на окнах – цветы в горшках и еще солнце, которое должно было наполовину выглядывать из правого верхнего угла.

– Nice house.

Рубен сглотнул, он чувствовал себя глупо, потому что сказал это по‑английски, ведь он ни слова не знал по‑шведски.

Дом был готов, и мальчик повернулся к мужчине, который только что заговорил с ним.

– Спасибо.

Оскар рассеянно улыбнулся и отвернулся снова. Рубен догадался, что он сказал ему что‑то вроде thank you. Он посмотрел на Хелену, она рассмеялась, легко и неожиданно громким смехом, странно контрастирующим со всей ситуацией.

– Он у нас двуязычный. Я всегда говорила с ним по‑шведски, а Джон – по‑английски. Нам казалось, так лучше, чтобы у него естественным образом было два родных языка. Так что вы можете разговаривать друг с другом.

Рубен Фрай присел за длинный детский столик перед пестрым индейским вигвамом и просидел так два часа.