Но, судя по тому, что я успела услышать, когда мы арестовывали его… да, он говорит по‑шведски.
– С акцентом?
– С британским. Или американским. Паспорт‑то канадский.
Клёвье улыбнулся.
– Это немного сужает круг поисков.
Он положил пластиковую папку в лоток у компьютера.
– Я разошлю это через пятнадцать минут. Для начала ограничусь англоговорящими странами. Учитывая разницу во времени, на это потребуется несколько часов, но я свяжусь с вами, как только получу первый ответ.
Хермансон кивнула, и он кивнул в ответ. Она повернулась и направилась к выходу.
– Кстати, я согласен с Гренсом.
Он продолжал говорить, когда она уже выходила.
– Этот тип наверняка у нас числится.
На старой каменной лестнице эхом отдавался стук крепких каблуков охранников вперемешку с монотонным криком, который издавал тот, кто называл себя Джоном Шварцем, пока его вели в зал судебных заседаний, расположенный на втором этаже стокгольмской ратуши. Он начал кричать, когда один из охранников застегнул наручники на его худых запястьях, и этот раздражающий, пронзительный, режущий уши звук все нарастал по мере их приближения к залу суда.
Ткань великоватой, не по мерке, тюремной одежды была колючей и слишком тонкой ткани, Джон мерз, на улице было холодно, и почти такой же холод стоял в огромном здании с высоченными потолками. Те же охранники, что и вчера вечером: старший – с сединой в волосах и молодой – высокий в очках в синей оправе – шли рядом с ним, он шаг – и они шаг, но он едва их замечал, крик стал более напряженным, Джон сжал челюсти и смотрел прямо перед собой.
Деревянная дверь была распахнута, и внутри ждали люди.
Прокурор Ларс Огестам (ЛО). Во время обыска, проведенного в понедельник в доме Джона Шварца, были обнаружены данные брюки и ботинки.
Защитник, адвокат Кристина Бъёрнсон (КБ). Шварц признал, что ударил Юликоски ногой по голове.
Кто‑то зажег люстры под потолком. До сумерек ещё далеко, но это был один из тех дней, когда кажется, что свет кончился уже до полудня и мрак спрятал город в своих широких объятиях. Седой охранник посмотрел Джону в глаза и расстегнул наручники. Тот, кто называл себя Джоном Шварцем, не прекращая монотонного крика, покосился на окно – большое и сверкающее. До земли слишком далеко, прикинул он, это‑то он сумел – и не решился на прыжок.
ЛО. Техническая экспертиза ткани брюк показала наличие следов слюны Юликоски, а на ботинках – его волос и крови.
КБ. Шварц признает, что ударил Юликоски, но утверждает, что сделал это для того, чтобы заставить Юликоски прекратить преследовать женщин на танцполе.
Джон Шварц сидел рядом со своим адвокатом. Та нервничала, он это чувствовал, но улыбалась она дружелюбно.
– Этот звук. Прекратите его.
Он не слышал, что она сказала, звук продолжался, и Джон не осмеливался прекратить его, поскольку только так мог удержать челюсти сомкнутыми.
– Это вам только повредит. Это мычание.
Звук. Он его не прекращал.
– Вы понимаете, о чем я говорю? Или вы хотите, чтобы я говорила с вами по‑английски? Это предварительное слушание. Мой опыт убедил меня, что подозреваемый больше выигрывает, если он или она ведет себя как можно более нормально.
Он чуть приглушил звук. Но не прекратил его.
Звук был единственным, что принадлежало ему в этом помещении.
ЛО. Настоящая фамилия Шварца не Шварц. Нам неизвестно его подлинное имя. Я требую для него лишения свободы в связи с нанесением им тяжких телесных повреждений, во избежание возможного противодействия следствию с его стороны или попытки скрыться. |