Девчонка ритмично, в такт музыке покачивала головой, тихонько подпевая себе под нос. Она явно косила под Наталью Орейро: красная кепка, такая же прическа с челкой треугольником. По всему салону были расклеены фотографии кумира российской молодежи от двенадцати до восемнадцати.
Лера подождала немного, рассчитывая, что водительница все же возобновит разговор об оплате проезда, но та будто бы совсем забыла о пассажирке. Тогда Лера слегка расслабилась, откинувшись на сиденье, и прикрыла глаза.
Сразу перед ней встало лицо Натальи, страшное окровавленное с одной стороны и неестественно белое с другой, с темными, полными страдания глазами. Боже мой, и ей Лера доверяла Машку, считая старшую сестру самым спокойным, уравновешенным и надежным человеком в отделении!
Если бы только она мола знать, что первое впечатление о Наталье тогда, на балконе, окажется самым правильным, самым точным.
Бедная Настя! Вот, значит, что она хотела рассказать Лере: что назначение в карте поддельное и подделала его Наталья! Она вовсе не собиралась признаваться в своей преступной связи с Максимовым, потому что этой связи не было. Несчастная девочка просто, себе на беду, зашла в ординаторскую и увидела там то, чего ей видеть не полагалось: склонившуюся над картами старшую сестру.
Вот отчего Настя бегала от Леры после той жуткой ночи, вот почему выглядела испуганной и подавленной — не могла решить, как поступить, не смела поверить своей чудовищной догадке. А Лера считала ее предательницей, обвиняла во всем случившемся!
Сейчас, вспоминая в деталях прошедшие месяцы работы в отделении, сопоставляя одни с другими разные факты, Лера не переставала удивляться себе. Как она могла оказаться такой слепой и доверчивой, не видеть, не замечать того, что творится вокруг нее? Как умудрилась безоговорочно поверить Максимову дважды: в первый раз, когда он обвинил ее в ошибочном назначении, и второй — когда тот сообщил, что Андрей якобы собирается писать на нее жалобу? Ведь все было так ясно, так недвусмысленно — шеф не особенно и старался, просто поймал Леру на удочку, как глупую рыбешку.
В ушах у Леры отчетливо звучали слова Натальи, сказанные едва слышным, прерывающимся голосом: «Он… везде успел. Ему наклепал на тебя, тебе… на него».
Да, шеф успел везде. Он не учел одного: того, что его подведет надежный, проверенный тыл. Много лет живя лишь собой, своими страстями и желаниями, Максимов не заметил, как рядом страдает и мучается человек, для которого он стал центром вселенной, смыслом жизни.
Ушел этот смысл — а с ними все то, что делало Наталью разумной и осмотрительной. Привыкшая убивать в угоду любимому, она продолжила убивать, теперь уже вопреки ему, бессмысленно, повинуясь лишь одной себе понятным, спонтанным решениям.
Строгая, годами наработанная логика Максимова пошла насмарку. Запущенный им самим смертоносный механизм обернулся против своего хозяина и поглотил его, как взбунтовавшийся робот уничтожает своего создателя. Но ей, Лере от этого не легче…
Она приподняла веки. Из динамика на всю мощность неслось:
Девчонка покосилась на Леру и убавила громкость. Ловко крутя руль одной рукой, достала пачку сигарет, протянула Лере.
— Спасибо. — Та отрицательно помотала головой.
— А я покурю, не возражаешь? — поинтересовалась девица, плавно переходя на «ты».
— Нет, конечно.
Девушка закурила и, снова бросив на Леру, взгляд, спросила:
— Чего мрачная такая? Откуда едешь?
— Из больницы.
— Из Склифа, что ли?
Лера кивнула.
— Ясно, — проговорила девчонка сочувственно и стряхнула пепел в пепельницу. — И что там стряслось?
— Человек разбился на машине.
— Откачали?
— Нет. |