Уже возле выхода из отделения ее окликнула Настя. Губы у нее дрожали, в глазах стояли слезы.

— Лерочка, — прерывающимся голосом начала она. — Ты меня, ради бога, прости. Я…

— Перестань, Настя, — Лера дотронулась до плеча девушки, — ты ни в чем не виновата. Только я.

— Да нет же! — отчаянным шепотом возразила Настя. — Я… мне… — Она недоговорила. На лице ее отразился ужас, и, безнадежно махнув рукой, она побежала от Леры по коридору.

12

Лера не помнила, как доехала до Светланы, как забрала Машку, привезла ее домой. Она пребывала в каком-то ступоре и, очнувшись, обнаружила дочь крепко спящей, а себя накручивающей телефонный диск. Был уже поздний вечер, но как прошел день, Лера абсолютно не помнила. Не помнила она и того, что много раз в течение дня звонила Анне на мобильный — Лера узнала об этом со слов самой подруги и была нимало удивлена.

Никогда раньше с ней не случалось таких длительных и сильных провалов памяти. Сознание, отказываясь принять страшную реальность, словно выключилось на какое-то время, как выключается перегруженная приборами электрическая сеть.

Придя в себя, Лера набирала номер Анны каждые сорок минут в течение всей ночи, и всякий раз та отвечала ей, что перемен нет. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. В четыре утра, ровно через сутки, после того как с Андреем произошло несчастье, Лера, сидя у аппарата, начала видеть с открытыми глазами какой-то сон.

Разбудил ее резкий и тревожный телефонный звонок. Она схватила трубку, чувствуя, как внутри ее все сжимается, болезненно, тоскливо, страшно.

— Лучше, — тихим, усталым голосом проговорила в трубку Анна. — Приступ купировали. Тяжелый, но стабильный. Больше не звони, я посплю хотя бы час.

В ухо Лере коротко и гнусаво запищал отбой. Она с трудом разжала одеревеневшие пальцы, вернула трубку на рычаг, на цыпочках зашла в комнату.

Машка разметалась во сне, что-то жалобно бормотала, лицо ее было пунцовым. Лера дотронулась до нее — кипяток. Сунула градусник — ртутный столбик за минуту дополз до самой высокой отметки.

«Грипп, — со спокойной обреченностью подумала Лера. — Беда никогда не приходит одна».

13

Настя рассеянно повертела в руках билет, повернула нужной стороной, содержащей штрихкод, и сунула в пасть автомата. Загорелся бледно-зеленый свет. Она отодвинула вертушку и прошла на платформу.

Электричку еще не подали, и Настя в ожидании ее пристроилась под табло с расписанием пригородных поездов. Было ветрено и промозгло, ноги в тонких, демисезонных сапожках сразу стали замерзать. Настя поежилась, подняла повыше ворот куртки, надвинула капюшон почти на самые глаза.

Что она делает? Никому не сказала, что уезжает. Страшно даже представить, как встретит ее Максимов по возвращении.

Лучше этого и не представлять. Подумать о чем-нибудь другом. Например, о Гошке, как скоро, всего через пять часов, она увидит его. Или, если не удастся увидеться, передаст письмо, предусмотрительно написанное накануне. Огромное письмо, на целых четыре листа…

Рядом с Настей, под табло, остановился здоровенный, почти двухметрового роста, мужик в кожанке.

Глянул на нее раз, другой, призывно подмигнул, пододвинулся поближе. Она демонстративно отвернулась — не хватало, чтобы этот битюг начал приставать. Явно он дожидается ту же электричку, навяжется в попутчики, потом не будешь знать, куда деваться.

Великан пару раз кашлянул и хриплым голосом прокаркал, стараясь изобразить игривость:

— Какие мы симпатичные!

— Отвали, — грубо сказала Настя.