В другой раз она, может быть, поостереглась бы так по-хамски отшивать неизвестного мужика — теперь такое время, спокойно можно по шее схлопотать, если вдруг нарвешься на бандюгу. Но сейчас ей было не до страха перед незнакомцем. Слишком силен был тот, другой страх, ледяным комком сидевший в ее сердце, заставляющий дышать осторожно и не до глубины, путающий мысли…

Боже мой, как же перестроиться, перестать думать о том, что произошло минувшей ночью? Как стереть из памяти Лерино лицо, ее потухшие глаза, дрожащие губы? Как избавиться от кошмарного, гнетущего чувства вины перед ней?

Вдалеке показалась хищная зеленая морда электрички: два глаза-фонаря, бампер, похожий на оскаленный рот. Народ, стоящий под табло, зашевелился и двинулся на платформу. Настя шла в толпе и чувствовала за плечом близкое дыхание случайного знакомца. Она попробовала оторваться, ускорила шаг, но мужчина тоже зашагал быстрей.

В вагон они зашли одновременно. Настя опустилась на скамейку, где уже сидела молодая пара: сухощавый парень в серой куртке и коротко стриженная девица с ярко накрашенными губами. Здоровяк потоптался в проходе и плюхнулся напротив, возле сухонькой бабки в пуховом платке.

Пара негромко переговаривалась. Бабка рылась у себя в сумке, что-то тихонько бормоча под нос. Электричка все стояла, набирая пассажиров.

Мужик помалкивал, но неотрывно, в упор разглядывал Настю. Она глянула в окно. За серым от грязи стеклом был виден такой же серый перрон. По нему спешили с сумками и тюками люди — тоже серые, как показалось Насте.

Теперь в ее жизни все будет таким серым, лишенным красок, давящим, унылым, полным тоски и ужаса. Она предательница, пусть поневоле, но предательница, подло подставившая самого чудесного человека во всем отделении, причинившего такую боль той, кого считала самой близкой подругой.

Оправдания нет. Как нет спасения от этого необъяснимого, холодного ужаса, выползшего откуда-то из глубины подсознания, неумолимо надвигающегося, парализующего тело, блокирующего мозг. Господи, отчего ей так страшно?..

Вагон качнуло, и поезд мягко тронулся. Настин преследователь оживился, нагнулся в проход и слегка коснулся здоровенными, узловатыми пальцами ее коленок:

— Слышь, далеко едешь?

— Отстань, сказала! — Настя резким движением отодвинулась вбок, почти вплотную прижавшись к сидящему по соседству парню.

Тот сразу перестал отвечать собеседнице, напрягся и покосился на Настю.

— Он ко мне пристает! — громко пожаловалась она, кивнув на детину.

— Подумаешь, цаца! — моментально встряла девчонка. — Нечего юбки до пупа таскать, тогда и приставать не будут! — Она по-хозяйски вцепилась в локоть привставшего было спутника: — Сиди, Сереж, из-за всяких тут еще ввязываться!

Мужик с интересом наблюдал за разворачивающейся семейной сценой. Парень был на голову ниже его, раза в два тоньше и явно не внушал ему опасения.

— Вы бы пересели, ребята, — миролюбиво попросил он, — а то мне с цыпкой обняться охота, а она ко мне не идет! — Он пьяно заржал над своим остроумием и вновь потянулся к Насте огромными лапищами.

Девица что-то быстро зашептала на ухо парню, слышно было только: «Я тебя прошу… как в прошлый раз…» Тот, не дослушав, резко отстранился, лицо его посуровело.

— А ну кончай, — он вдруг сгреб детину за грудки, — кому сказал, засохни и не тявкай!

Битюг изумленно выкатил налитые кровью глаза.

— Ты это кому? Мне?

— Тебе, тебе, — подтвердил парень. Настя увидела, как на его руках, державших ворот мужика, вздулись крупные, синие вены.

— Сережа! — совсем жалобно пискнула девица, но сделать ничего не посмела.