Девочка была босой и одетой в старое серое платье. Она была бледной и осунувшейся, её карие глаза казались огромными на лице. Одна сторона её подбородка опухла, и это говорило мне, что когда то она работала на спичечной фабрике. Я работала там в детстве, но недостаточно долго, чтобы сера так повлияла на меня.

Она бросила на Самаэля нервный взгляд.

– Бутоньерки!

Он убрал меч в ножны и снова пошёл вперёд, полностью игнорируя её.

– Подожди, Самаэль, – сказала я.

Он замер, стоя спиной к нам и сливаясь с тенями в поднятом капюшоне.

Я наклонилась, чтобы посмотреть на цветы. Маргаритки, агростеммы, колокольчики, наперстянка – распространённые, но красивые цветы. Сами бутоньерки были плохо сделаны, ленточки казались потрёпанными и завязаны неуклюжими, развязывающимися узлами. Но колокольчики были неплохим акцентом, и в целом создавалось милое впечатление.

– Сколько тебе лет? – спросила я у девочки.

– Десять, – она была размером с шестилетку… наверное, отчаянно недоедала. Её запястья выглядели так, будто были готовы переломиться в любой момент.

– Как тебя зовут?

– Ханна.

Я выпрямилась, чувство вины пронизывало меня. Я теперь не могла пройти мимо с фруктовым пирогом в сумке, ведь так?

Я полезла в сумку, достала пирог и развернула.

– Ты голодна?

Она уставилась на пирог широко раскрытыми глазами, точно не могла поверить, что он настоящий.

– Мне лишь надо знать, какой он на вкус. Остальное – твоё, – я отломила себе небольшой кусочек, затем передала ей остатки. Она сжала свой поднос одной рукой, затем широко улыбнулась, взяв пирог из моей руки.

Мой желудок громко заурчал, и я засунула в рот краешек фруктового пирога. Сладкий, кремовый, песочная корочка… все эти вкусы взорвались у меня во рту. «Рай». Я обернулась и увидела, как Самаэль пристально наблюдает за мной. Я пожала плечами.

– Я воровка, а не святая. Освальд дал его мне, и я понятия не имею, получу ли я ещё такой. Мне надо было узнать, какой он на вкус.

Маленькая девочка восторженно уставилась на свой пирог, едва не выронив поднос. Затем она затолкала его себе в рот. Несколько крошек упали на поднос. Только тогда я заметила тёмный синяк под одним её глазом.

Мой взгляд скользнул к подносу с увядшими цветами. Тот, с кем она жила, наверное, избивал её, если она приходила домой с пустыми руками. Но у меня ничего для неё не было, кроме пирога.

– Самаэль. Ты же хотел купить бутоньерки, верно?

Он повернулся ко мне, нахмурившись. В его светлых глазах проступило непонимание.

– Ты из ума выжила?

Девочка уставилась на меня, всё ещё жуя.

– Ну ты же хотел их. Для нашей свадьбы. Их можно высушить, знаешь ли. Дадим их дружкам жениха. Думаю, тебе понадобятся они все. И конечно, ей надо продать их, иначе у неё будет очень плохая ночь. Так что, похоже, вы наткнулись друг на друга по счастливому совпадению.

Самаэль нахмурил лоб, и лунный свет отражался от его светлых глаз. Он озадаченно изучал меня. Затем он резко повернулся и зашагал к девочке.

Он запустил руку под плащ и достал небольшой мешочек, в котором наверняка было столько монет, сколько она за всю жизнь не заработает. Я подумала, что он наверняка понятия не имел, что и сколько стоит, но я не собиралась подсказывать. Он собрал все бутоньерки в одну руку и уставился на них.

Маленькая девочка выронила свой поднос и раскрыла мешочек с деньгами.

– Бл*дский ад. Это дохерища денег!

Переговорщик из неё ужасный. Я присела, опускаясь на её уровень.

– Тебе стоит знать, что он граф, и если кто то скажет тебе, что граф – ужасный убийца, то вспомни об этом и скажи, что он не такой уж плохой.