Но, блядь, стоило закрыть глаза… стоило расслабиться хотя бы на долбаную секунду и представить в тишине своего кабинета эту дрянь с сиреневыми глазами… с глазами, которые ненавидел и в которых продолжал захлёбываться от дичайшего желания снова всматриваться в них, когда они закатываются от страсти… стоило позволить ей ворваться в мои мысли, и меня начинало колотить от потребности взять её. И только её.

Грёбаный импотент с остальными, я по-прежнему хотел только Марианну. Хотел и презирал самого себя за это. Ту часть себя, которая никак не могла избавиться от этой зависимости. И я раздирал собственное горло, вырезал кусочки плоти и ломал свои же пальцы, которые трясло, как у наркомана, без дозы. Боль… Моя любимая девочка с изуродованным лицом и острыми, словно лезвия кинжалов, зубами… только она помогала не потонуть в сиреневом болоте моей одержимости. Вгрызаясь в моё тело, заставляя корчиться от физической боли, она единственная давала силы, позволяя не сдохнуть. Пока.

* * *

«Делайте с ней что хотите, но она должна заговорить.»

Мои собственные слова, словно неоновые вывески перед глазами. Я их не слышу… я вижу, как вспыхивают они передо мной яркими буквами… Красная тряпка, которой машет очередной безумец перед разъярённым быком. Но ведь на самом деле неважно, какого цвета лоскут ткани? Единственное, что имеет значение — наглость человека, дразнящего монстра, заставляющего его выпускать пар из ноздрей и готовиться к нападению. Единственное, что на самом деле важно — я дразнил своего зверя, решив, что смогу отдать другим то, что принадлежало ему одному. Унизительная ложь перед самим собой. Перед тварью, бившейся от злости о стены нашего с ней разума.

— Опоздал… — её визгливый голос в ушах.

Пронестись к самому подножию горы, чтобы зло оскалиться и врезать кулаком по дереву, появившемуся передо мной. Врезать по стволу, желая придушить эту тварь в своей голове.

— Опоздал, опоздал, — мерзкое дребезжание под корой головной мозга отдается ознобом отвращения под кожей.

— Заткнись, — выдыхая сквозь зубы и пытаясь вскинуть голову и рассмотреть замок на вершине горы. Тварь не даёт. Сууууука. Словно сдавила голову железными тисками, ни поднять, ни опустить.

— Опоздал… Моооорт… милый, возвращайся ко мне. Ты опоздал!

Дрянь не позволяет телепортироваться. Оправилась от первоначального шока и теперь держит своими ледяными руками. Обхватила сзади мою грудь, не позволяя сделать даже вдоха, сосредоточиться. Стиснул зубы и дёрнулся из стального захвата. И тут же за спиной её смех, от которого взвыть хочется.

А потом ещё одним ударом чистого животного страха, страха на грани сумасшествия. Того, от которого у смертных останавливается сердце. И дикий крик в ушах. Другой. Не этой костлявой дряни. Крик, подобный спусковому механизму, заряжающий такой долей адреналина, от которого внутри ядерный апокалипсис. Уже из моего личного страха.

Со всей дури головой по дереву, чтобы тварь заорала благим матом. Приводя самого себя в чувства. Ни секунды на то, чтобы отдышаться. Перенестись на самую вершину, за тяжелые двери. Чтобы тут же быть отброшенным к стене волной такой дикой боли, что заледенела кровь в венах. И ехидное противное «опоздаааал» пульсацией в мозгу, а я лечу вниз по лестницам, к подвалам, где допрашивают пленных. Где мои же нейтралы с моего же позволения сейчас пытались разодрать на части единственное, что действительно принадлежало мне… что имело значение для меня.

Последняя дверь, за которой и кроется та самая агония.