Когда солнце снова зашло, он списал все на административную задержку. Когда солнце поднялось еще раз, он начал беспокоиться.

Затем смирился.

А сейчас он был просто в панике...

Сидя на заднице, он смотрел на образ мертвой женщины и ловил себя на мысли, которая очень часто посещала и Тора.

Что еще хотел получить Создатель?

– На что ты смотришь?

Когда глубокий голос прервал его раздумья, он вопросительно взглянул на мужчину. Тормент, очевидно, вышел из потайной двери под лестницей: он был одет в черные шорты для бега и обтягивающую майку, его тело и волосы были влажными от пота.

Во всем остальном парень выглядел великолепно. Но так случается со всеми, кто хорошо ест, спит и не болеет.

Когда их глаза встретились, бодрый вид Брата слегка угас. И значит, внутри его съедало такое же беспокойство, оно задержалось навечно, перейдя в хроническое.

Тор подошел и сел рядом, вытирая лицо полотенцем.

– Поговори со мной.

– Она тебе еще снится? – Не было оснований называть «ее» имя. Для них двоих только одна женщина имела значение.

– Последний раз – неделю назад.

– Как она выглядит? – Будто он сам не знал. Он же смотрел на нее прямо сейчас, в этот самый момент.

– Она стала еще дальше. – Тор закинул полотенце на шею и крепко обхватил края кулаками. – Ты уверен, что она таким образом не уходит в Забвение?

– Как по-твоему, она выглядит счастливой?

– Нет.

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Я делаю все, что в мои силах.

Лэсситер посмотрел на него и кивнул.

– Я знаю. Я знаю, что это так.

– То есть, тебя это тоже беспокоит.

И этот вопрос ответа не требовал.

Они сидели в тишине бедром к бедру, свесив руки с колен, метафорическая кирпичная стена, перед которой они оказались, блокировала весь горизонт.

– Я могу тебе кое в чем признаться? – спросил Брат.

– Попробуй.

– Я боюсь. Я не знаю, что делаю не так. – Он снова протер лицо полотенцем. – Я мало сплю и никак не могу решить, это потому, что я боюсь того, что могу увидеть, или же опасаюсь того, что не увижу вообще ничего. Я не знаю, как она держится все это время.

Если вкратце, то да, она держалась с трудом.

– Я говорю с ней, – тихо сказал Тор. – Когда Осень спит, я сижу на кровати и смотрю в темноту. Я говорю ей...

Когда голос парня дрогнул, Лэсситеру хотелось закричать – и не потому, что он считал Тора нытиком и слабаком. А потому, что ему самому было безумно больно слышать агонию в его голосе.

Вот дерьмо, в прошлом году у него, скорее всего, проснулась совесть или что-то на нее похожее.

– Я говорю ей, что все еще люблю ее, что всегда буду любить, и что сделал все возможное, дабы... нет, не заполнить ту пустоту, что осталась после нее, потому что это просто невозможно. Но, по крайней мере, я стараюсь жить хоть какой-то жизнью...

Пока мужчина продолжал говорить мягким, грустным голосом, Лэсситера внезапно накрыл ужас от того, что он направил парня не совсем на тот путь, что он... черт, он не знал. Облажался, совершил ошибку, послал этого бедного, вызывающего жалость придурка в неверном направлении.

Он проанализировал все, что знал о ситуации, начиная с самых истоков, поднимаясь уровень за уровнем, восстанавливая картину того, где они пребывали сейчас.

Но никак не мог найти никаких ошибок, никаких оплошностей. Они оба сделали все, что могли.

В конце концов, оказалось что это – единственное утешение в данной ситуации, отчего на душе становилось еще хреновее. Сама мысль о том, что он мог, хоть и непреднамеренно, навредить этому достойному мужчине, была даже хуже его личной версии чистилища.