После того, как ее изнасиловали. Вот что она собиралась сказать.

— Она рассказала тебе? — Он думал, Кейт открылась ему одному.

Бесси пристально посмотрела на него, как будто пытаясь угадать, насколько много он знает и не рискованно ли поведать ему остальное.

— Она никому не рассказывала, — наконец проговорила она.

Никому, кроме него.

— Но как ты узнала?

Она не ответила, только пожала плечами.

Они были женщинами. Делили одну комнату. Одну кровать. Непостижимо, но женщины, казалось, умеют понимать друг друга без слов.

— И что же вернуло ее… к жизни?

— Не знаю. Но я помню тот день, когда она наконец встала. Она пришла на кухню, уже одетая в мужскую одежду, и сказала, глядя в сторону, будто смотрела на что-то, видимое ей одной: «В следующий раз я убью его. И мне не будет страшно.»

— Но он мертв. Бояться больше нечего. Почему же…

— Джонни, ты опять задаешь вопросы мне, когда спрашивать нужно ее.

Он взял бы меня снова. Несмотря на то, что она преодолела страх. В этом все дело? Видеть Кейт такой беспомощной было тяжелее, чем драться со Сторвиком. И он испугался, что его смерть не освободила ее.

Он вздохнул.

— Я спрошу ее. Пусть только сначала проснется.

Он оглянулся на компанию, сидевшую за столом, и ему помахали, приглашая присоединиться к ним снова. Он кивнул, однако долгие часы, проведенные на ногах, давали о себе знать. Ему нужен сон.

Пальцы Бесси легли на его рукав.

— Ты должен узнать ответ еще на один вопрос, Джонни. И этот вопрос ты должен задать себе.

— Какой?

— Спроси себя, насколько сильно она тебе дорога.

* * *

Отказываясь просыпаться, Кейт зажмурилась. И все же веки сами собой раскрылись, чтобы уловить лучи закатного солнца.

Она была одна. Бесси ушла давно, еще на рассвете, чтобы заняться рутинными делами по дому, и оставила ее наедине с неприглядной правдой.

Сторвик мертв. Но долгожданного ликования не было, как она ни прислушивалась к своим ощущениям. Она представляла, что в день, когда он умрет, засияет радуга, а с небес спустятся ангелы. Ждала, что испытает триумф или, по меньшей мере, умиротворение.

Что наконец-то она станет женщиной, которая достойна любви Джонни Брансона.

Но вместо всего этого она чувствовала только одно: разочарование. Сторвик умер. А в ней ничего не переменилось.

Почуяв, что она проснулась, Смельчак неуклюже поднялся на лапы. Он пролежал возле нее весь день — непростая задача для подвижного зверя. Его глаза смотрели на нее без осуждения, точно он был счастлив, что спас их и был готов сделать это еще раз.

Борясь со слезами, она отвернулась. Неразумное животное и то проявило больше отваги.

Два года она жила ради того, чтобы все исправить. В следующий раз она будет сопротивляться. Даст ему отпор. Заставит заплатить за то, что он сделал с ее отцом.

За то, что он сделал с ней.

Но когда пришло время, оказалось, что ничего не изменилось. Да, на этот раз, несмотря на страх, она отбивалась, но она не смогла спасти себя. Более того, она и Джона подвергла опасности. Не ее храбрость выручила их, а собака.

Ее мужская одежда, оружие, показная бравада — все обернулось глупым маскарадом.

Как и зачем ей жить дальше? Два года она дышала местью. Мимолетные радости сложились в лестницу, которая вывела ее из бездны. Они поддерживали в ней жизнь, чтобы, когда придет время, она расправилась со своими демонами.

Оказалось, что демоны не остались на дне. Они ждали ее наверху лестницы, живые и невредимые.