— Я ее помню. Ну как помню, мне пять лет тогда было. Так-то не узнаю, если встречу. Поехали, — кивнула она, и мы направились на остановку, зевая в два рта.

Чтобы добраться в Васильевку, нужно было приехать в центр и пересесть на автобус, что отходит от автовокзала. Сперва мы полчаса тряслись в вонючем «икарусе», потом полчаса ждали на автовокзале, обрез Наташка держала под ветровкой, прижимая его локтем к боку.

Но наш рейс отменили, и пришлось еще столько же ждать. Следующий автобус опоздал на десять минут. Наконец приехал белый пучеглазый ЛАЗ с красной полосой, его все встретили, как дети — повозку Санта-Клауса. Начался штурм Зимнего. Странно, что обошлось без травм и трупов.

Главной нашей задачей было сохранить обрез в тайне.

Сесть не получилось, и мы стояли, стиснутые со всех сторон, прижимаясь друг к другу, причем Наташке приходилось сложнее, огнестрел-то у нее. Я уперся в деда, который казался каменным и постоянно на меня заваливался, и народа набивалось все больше и больше. В голове крутилась песня про газенваген.

Как же хорошо было в моем времени! Не просто хорошо — кайфово! Но назад не вернуться, потому что будущего нет. Как же не хочется, чтобы все заканчивалось! Как же предотвратить катастрофу?

Чтобы такое стало по силам, нужно пробиться наверх, во властные структуры. А как по мне — так лучше в шахту, чем во власть, где бассейн с аллигаторами. Не по характеру это мне, я знаю, какое там бурлит дерьмо. Чтобы бурлить вместе с ними, нужно самому стать хищником и дерьмом.

…но не волк я по крови своей.

Пат!

Мысли оборвались, потому что автобус остановился, и мы начали протискиваться к выходу. Бесплатный, блин, массаж всех частей тела! Я растопырил руки, оберегая сестру, чтобы она не выронила обрез.

Наконец мы вывалились из автобуса, Наташка переложила обрез к другому боку и прижала рукой, проворчала:

— Так целку сорвут, и не заметишь.

Я жадно вдохнул горный воздух.

Поселок располагался по обе стороны дороги. Слева горы, справа горы, придорожная сирень благоухает, а вот вишни уже отцвели. Если есть на свете рай, это наш любимый край!

Вместе с нами никто из автобуса не вышел, и спрашивать, где бабушкин дом, было некого, а я никогда не был у нее в гостях и не знал даже, в какую сторону идти. Мы по сути к чужому человеку собираюсь напрашиваться.

— Пойдем вперед, — предложил я. — По ходу движения домов вроде больше, выше вероятность, что это там.

Спорить Наташка не стала, побрела следом, тяжело дыша и сутулясь.

И тут произошло странное: донесся истошный старческий вопль:

— Си Си, а ну слезай с Джины, растуды тебя в качель! Машина едет! Келли! Келли, не жри газеты! А ну пошли, пошли, рогатые! Иден! Вернись, сучка рыжая!

Мы с Наташкой переглянулись, не понимая, что происходит. Старики напились «виагры», наелись грибов и играют в Санта-Барбару? Но почему — «рогатые»?

Вскоре все стало ясно: сперва из проулка выехал зеленый «москвич», а следом за ним выбежало козье стадо. Машина стоит — козы стоят. Машина трогается — козы следом. Прихрамывая, приковылял лохматый дед в плоской кепке и кирзовых сапогах, и начал стегать винторогого сизого козла хворостиной, приговаривая:

— Си Си, а ну пошел отсюда, пошел давай!

Возмущенно блея, козел свернул в проулок. «Москвич» тронулся, и часть стада побежала за ним, а я ринулся им навстречу, раскинув руки. Наташка тоже с радостью присоединилась. Вдвоем удалось вернуть коз пастуху. Вытирая пот, он проковылял к нам. Наташка встала вполоборота, чтобы он не видел ее разбитое лицо.

— Спасибо вам, — сказал он и погрозил козам: — У-у-у, рогатые! Какие же вредные твари!

— А у них у всех такие имена, из Санта-Барбары? — Ну что бы еще интересовало Наташу?

— Язык сломаешь, — пожаловался дед.