— Хорошо.

— Дедушка… — проговорил я, — спасибо, что помогаешь! Ты нас просо спас.

Воцарилось молчание, и я не мог представить, что дед сейчас делает и как выглядит, слишком уж часто он менял маски.

— Зачем же тогда нужны близкие? — наконец сказал он.

Интересно, он так проверяет, сядем ли мы ему на шею? Дед — мент, а бывших ментов не бывает, вряд ли он так просто откроется и примет нас.

— Еще раз спасибо, дедушка. Мы в долгу не останемся.

— Да брось…

— Я считаю, помощь должна работать в две стороны. Вот для этого и нужны близкие. — Видимо, дед не ожидал от меня таких слов и смолк, а я закончил разговор: — Не знаю, успею ли набрать тебя завтра. До встречи в Москве!

Теперь — позвонить бабушке. Илья выглянул из кухни, увидел, что я кручу диск, и закрыл дверь.

Ответил Юрка:

— О, Пашка, привет! Ща позову.

Донесся его голос:

— Бабушка! Павлик звонит.

Надо же, не Эльза Марковна — бабушка. Выходит, совсем прижился Юрка. Хлопнула дверь, бабушка что-то прокричала издали, взяла трубку и сказала.

— Привет!

— Отчитываюсь: мама…

— Спасибо, Павлик, Шевкет мне все рассказал. Тебя завтра когда ждать? А то абрикосы зреют, и как только мягкими становятся, их жрут муравьи. Просто бедствие, и отравы не достать.

Я прикинул свои возможности. Проснусь ли в полшестого, чтобы рвануть на первом автобусе? Усталость погладила по голове и взмолилась: «Родной! Такси! Давай на такси». Но если бы я даже захотел, где его здесь взять?

— В начале восьмого, — сказал я. — За пять часов с Юркой должны управиться. Как он, помогает? Не вредный?

Она шумно вдохнула и перешла на шепот:

— Такой хороший мальчик! Ты ему шоколадку подарил, так он не съел всю, половину мне привез. — Я испытал укол совести, что подумал только о детях, а ведь бабушке тоже может хотеться модный батончик, надо ей завтра взять. — Все делает, еще и спрашивает, чем помочь нарадоваться не… — Она смолкла, видимо, потому что пришел Каюк.

А что было бы, если бы он остался ночевать в развалинах? Вернулся бы к родителям, взялся за старое и умер через несколько лет. Токсикомания в первую очередь разрушает нервные клетки. Видимо, Каюк или не злоупотреблял клеем, или умным уродился, и не все нейроны выжег.

— Давай, бабушка, до завтра!

Закончив разговор, я вошел в кухню. На столе уже стояли тарелки, Илья ковырял свою порцию. Я уселся и, прежде чем накинуться на еду, поделился:

— Считай я пять дней нормально не спал. В поезде трындец, жара, ор, скандалы. А тут ты на третьей полке, где самое пекло. Днем не поваляться, потому что тебя прожаривает… — Я зевнул и приступил к еде.

Когда поел, поблагодарил Илью и рассказал про фаната ЦСКА Ванилу, про клетчато-сумчатую Москву, новообретенных деда и бабушку. Илья изредка вставлял реплики, но больше слушал.

— Такая весела сейчас у меня жизнь. Мать шагу сама ступить не может, за ручку ее водить приходится. Заработок тоже весь на мне. Вернусь из Москвы, твоему отцу долг верну. Так что не обижайся на меня, видишь оно как.

Илья уставился на сцепленные пальцы.

— Как же ты справляешься? Это ж… — Он повертел головой. — Крыша поедет.

— Пришлось экстренно взрослеть, — улыбнулся я. — Скоро все решится.

— А когда операция? — спросил Илья. — И насколько это опасно?

— Завтра скажут.