Но что уж теперь.
Ладно, денег сэкономлю, на сэкономленное куплю продовольственных запасов, чтобы нам пересидеть непогоду. Точно помню, что не будет света и тепла. Отопление еще не включили, а когда экстренно запустят ТЭЦ, прорвет трубу. В сложившихся условиях устранить течь будет сложно.
У нас есть газ — хоть будет, на чем приготовить еду. А у кого его нет, те будут по старинке топить печи и их использовать как кухонные плиты.
Ну а пока… Я развернул написанный на обоях плакат, где было выведено красным: «Покупаю хурму. 100 ₽/кг». Это, конечно, не заработки с продажи кофе, но, если ее продавать в Москве по тысяче, то в Гаечкином ведре — пять тысяч. Килограммов сорок раздобыть бы…
Я посмотрел на тучи, клубящиеся над горами. Красиво, черт возьми! Облака такие плотные, что кажется, будто по склонам стекает огромная лавина, если находиться недалеко — дух захватывает, так и кажется, что вот-вот лавину снимут с паузы, и она ринется вниз, сметая поля, деревья, город.
— Кого на приеме товара оставить? — спросил я. — Саша? Зарплата — пятьсот, это ненадолго.
Ян поднял руку, как в школе:
— Меня! Я смогу. И взвешивать умею.
Гаечка посоветовала:
— Наверно, лучше у дороги встать или возле почты, где люди ходят.
Кабанов, все это время молчавший, вскинул голову и, красный, как рак, направился к калитке двора, где росла хурма. Затарабанил в ворота с криком:
— Хозяева! Хозяева!
В этот момент вернулся Ден с неплотно набитым мешком, достал детскую черную шубу.
— Вот, лет на семь, рваная. Шапка из нутрии, моль съела. Мамин старый халат, в пятнах весь, не отстирывается. И куча носков. А! Сапоги еще дубовые с отвалившейся подошвой.
— Отлично. — Я сложил вещи, что принес Илья, туда же, поглядывая на Кабанова, которому, видимо, уж очень нужны были деньги.
Димоны решили тянуть жребий, чтобы узнать, кто поедет первым. Повезло Чабанову, и он укатил домой.
Кабанов уже собрался уходить, но в этот момент калитка распахнулась, и высунулась старушка в платочке, спросила:
— Вам кого?
Кабанов так обалдел, что потерял дар речи, только глазами и хлопал. Алиса покраснела, отвернулась и закрыла лицо рукой. Наконец Кабанчик отмер и пролепетал:
— Вы это… хурму продаете?
— Нет, — мотнула головой старушка, и Кабанов смолк окончательно, впав в тот самый ступор, что одолевал меня в минуты растерянности.
Наблюдавший за приятелем Памфилов рванул на выручку, придержал калитку, когда старушка собралась ее закрыть.
— Погодите! Продайте нам хурму! — воскликнул он. — Вам она ни к чему же, ведь так?
— Она же зеленая, — удивилась хозяйка дома такому напору.
— А мы заморозим, и она поспеет!
Я не видел лица Памфилова, но был уверен, что он сейчас улыбается во все тридцать два, а перед его улыбкой трудно устоять. Ладно, не тридцать два, а двадцать восемь — зубы мудрости у него еще не прорезались.
— У вас хурма, вам ненужная, у нас деньги, — почуяв сомнения, усилил натиск Ден. — Продайте! Хотите, я сам все оборву. Аккуратно, не волнуйтесь, вот этими руками. Достану! Я большой! А вы посмотрите, чтобы не набедокурил. Ну что вам, пара тысяч помешает?
Видимо, старушка тихонько спросила, сколько он заплатит, и Ден сказал:
— Сто рублей за килограмм, откуда у нас больше? По двести на рынке продадим, конфет купим. Ну?
— А деньги-то есть? — спросила старушка с сомнением.
Я подбежал к ней и протянул тысячу.
— Вот, задаток.
Аж морщины разгладились на ее лице. Купюра перекочевала в карман халата. Все вытянули шеи. Хозяйка дала добро, и Памфилов показал «класс», они с Кабановым вошли во двор. |