– Сказали же – оставаться на местах, – проворчал Пир. По правде говоря, он совсем не был против того, чтобы Ник вышел из-за угла. Ну какая, скажите, разница, будут они ждать вместе или в полусотне шагов друг от друга?

    – Да ну их к монахам! – сказал Завадски. – Я тут торчу на открытом месте, как сапог на плацу. Если кто остался, о лучшей цели ему и мечтать нечего.

    – Положим, я тоже не в крепости сижу… – вздохнул Пир.

    Ник пружинистым шагом направился к полуразрушенному взрывом коттеджу. Лужайка, по которой он шел, чернела безобразными пятнами ожогов. Спустя полминуты Ник уже сидел на той же глыбе, что и Пир, положив винтовку на колени и глядел на текущий из поврежденного фонтана ручеек.

    – Чего это с ними сегодня, ты не в курсе? – спросил он, роясь в кармане на бедре. Говорил он, понятно, о прогнозистах.

    – Приступ бдительности, – вздохнул Пир. – Небось, перед НАТОвцами выпендриваются.

    Завадски наконец добыл из кармана зеленый пластиковый пакетик с жареным миндалем, надорвал его и поднял лицевую пластину шлема.

    – Держи! – сказал он.

    Пир протянул ладонь и тоже поднял пластину. Горка коричневых продолговатых орешков высыпалась ему в руку.

    С минуту оба молча грызли содержимое пакета.

    – Жена моя любила миндаль, – неожиданно сказал Завадски. – И еще фисташки.

    Пир на секунду перестал жевать.

    – Жена? – переспросил он осторожно. Не понравилось ему слово «любила». Смущало прошедшее время, а в таких случаях нужно быть посдержаннее. Даже с друзьями.

    – Ага. Я ведь был женат раньше.

    – Я не знал, – тихо отозвался Пир.

    – Конечно, не знал, – Ник пожал плечами. – Я ведь тебе никогда не рассказывал.

    Пир молчал. Он не знал, какой вопрос сейчас прозвучит уместно. Казалось, что никакой.

    – Мы три года прожили вместе, – Ник пошуршал пакетом. – Она все уговаривала меня бросить работу в отделе. Опасно, говорила. Я смеялся.

    Ник умолк. Миндаль у него кончился. Пир внимательно глядел на Завадского, а у того взгляд блуждал по испещренной трещинами и пятнами стене, по грязно-серому потоку воды, растекшемуся по асфальту.

    – А потом она сказала мне, что уходит. К другому. К такому, который не проводит на работе собственный день рождения.

    – И…? – несмело спросил Пир.

    – И ушла. Через неделю она погибла – разбилась на машине. Ее отец пришел ко мне и вылил мне в морду целый галлон виски – все, что я не успел влить в себя, потому что уже знал обо всем. Представляешь, Пир, он решил, что я это подстроил, я и наша контора. Мать Синтии требовала суда. Тот осел, к которому Синтия ушла, пытался начистить мне физиономию. Родственники проклинали меня, словно я и вправду был к этому причастен.

    Завадски снова умолк, скомкал пустой пакет и бросил под ноги.

    – А ты был женат? – неожиданно спросил он Пира.

    – Н-нет… – Пир пожал плечами. – Не был.

    – А почему?

    Пир задумался. В самом деле – почему? Как объяснить этому славному парню из благополучной Австралии, что у него, россиянина Геннадия Лихачева, до сих пор нет своего угла? Что мать и сестра в Вологде ютятся в крошечной квартирке? Что в России большинство людей снедаемы бытовыми проблемами, которые иностранцам из развитых стран просто непонятны?

    Кстати, какого черта Пир до сих пор не купил своим приличное жилье? С момента поступления в проект «Икс-ком дефенс» он наконец-то может это позволить.