Роланд расправил плечи.
— А, черт возьми, может быть, я бы и сам это выбрал…
И как пловец, кидающийся в холодную воду, он шагнул вперед и бросился в воздух.
Арфа и Терпеливая подобрали аккомпанемент к его воплю.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Позвольте вам помочь?
Крупная-блондинка-дальше-по-коридору просто расцвела и позволила этому приятному молодому человеку втащить по лестнице ее магазинную тележку.
— Такая женщина, как вы, — мурлыкал он, — должна нести амфоры, как критская богиня, или цветы, как нимфа весны. А не бакалею.
Дама жеманно улыбалась, громоздясь вверх по лестнице за неожиданным кавалером, и, хотя у нее обычно не хватало дыхания, чтобы по пути вверх еще и говорить, она смогла выдохнуть:
— Муж моей сестры всегда говорил, что у меня лучшая фигура из всех, какие он в жизни видел.
Адепт Тьмы улыбнулся.
— У мужа вашей сестры прекрасный вкус. — Он терпеливо ждал на втором этаже, пока она подтянется. — Но о чем думает ваш муж, отпуская вас вот так, одну, без провожатых? — Голос его дрогнул. — В этом городе много странных людей, и опасных — тоже. Особенно для одинокой прекрасной женщины.
— А разве я не знаю? — Она остановилась передохнуть, прижав к сердцу руку — как пухлую колибри среди пурпурных цветов на блузке. Опустила густо накрашенные ресницы. — К сожалению, у меня нет мужа.
— Мудрое решение — не ограничиваться только одним мужчиной. Такая женщина, как вы, должна быть свободна.
Всю дорогу дальше по коридору она соглашалась с этой мыслью.
«Самовлюбленная, тщеславная и глупая, — сделал он вывод, провожая ее до дверей. — Изначально мой контингент».
— Не хотите ли ненадолго зайти? Выпили бы чаю. Или вина. У меня есть бутылка очень хорошего вина. — Она улыбнулась так, как, по ее мнению, должна улыбаться первая в мире женщина.
— Буду очень рад зайти. У меня есть на вас виды.
— Ох! Боже мой! — Она даже не смогла сразу попасть ключом в замок. От почти забытого ощущения — быть желанной — руки стали неуклюжими. К тому времени как из серванта были вынуты бокалы, он уже не считал нужным скрывать свою сущность. Она принадлежала ему.
* * *
— Давай, парнишка, открывай глаза. У меня есть еще дела, кроме как сидеть тут с тобой весь вечер.
— Миссис Рут? — Роланд попытался сфокусировать взгляд на старой тряпичнице, но ее лицо ускользало, контуры расплывались. И не стоило усилий держать глаза открытыми, поэтому он их закрыл опять.
«Что-то мне нехорошо. Хреново мне, честно сказать».
Болело все тело, но хуже всего было в правом плече, левой ноге, в пояснице и в лице. В правой щеке. Потом в левой. Снова в правой. Он не сразу — мозг болел не хуже тела, — но все же сообразил, что происходит.
— Миссис Рут… — Он облизнул губы и попробовал снова: — Миссис Рут, пожалуйста, перестаньте меня бить.
— Сначала открой глаза, парнишка.
Роланд вздохнул. Чего зря стараться. Левая щека. Правая. Левая…
— Ой! — Глаза его распахнулись. — Это же больно!
Миссис Рут сидела около него на корточках с весьма самодовольным видом. |