Замечательно! А под пончо на мне была короткая сорочка из хлопка.
И больше никакого нижнего белья. Сказочное, запретное чувство тайной обнаженности. Да и какая разница! Я вся открыта для любви, а там, внизу, на мне ничего не надето.
Ты ему это должна, ты нам должна. Садись вместе с ним на самолет. Господи, это самое малое, что ты можешь сделать! Поехали с нами!
Итак, я стояла на Бурбон-стрит, причем абсолютно пьяная, и на мне было темно-красное пончо, а под ним — абсолютно ничего, кроме крошечной сорочки. И в карманах у меня было полно денег, очень много денег. Стодолларовые банкноты и куча монет. Я швырялась деньгами точь-в-точь как Эллиот: складывала бумажку и протягивала ее другому человеку с милой улыбкой, словно все это для меня пустяки. И одна из этих женщин/мужчин, крупная красивая брюнетка с писклявым высоким голосом, как у детской электронной игрушки, уселась рядом, назвала меня «сладенькой» и говорила со мной. Вся такая розовая и гладкая, совсем как ангел или гигантский тюлень. Все зависит от…
Неужели тебе на все наплевать? А ты знаешь, чем рискуешь, отказываясь вернуться с нами?
Да, все они сделали себе операции. Эти девочки. Эти ангелы. Делали они это постепенно: одну часть тела за другой. У нее все еще сохранились яйца, которые она крепко привязывает к промежности, а член прячет, стягивая между ног, так чтобы он не высовывался во время исполнения стриптиза, а еще у нее уже выросли груди и она колет себе эстрогены.
Она знает, что красива, что очень похожа на хорошенькую мексиканку, прекрасно понимающую, что она гораздо привлекательнее своих братьев и сестер; именно поэтому она получила место старшей официантки в придорожном ресторанчике и теперь носит черное платье с глубоким вырезом, с оборками внизу и подает гостям меню, в то время как все остальные работают поварами и посудомойками. Такая вот неземная красота — Мисс Вселенная в царстве кастрюль и сковородок.
Послушай, мы хотим понять, мы очень хотим.
Но кастрация — и только ради этого?!
— Но ты ведь не допустишь, чтобы они… Я хочу сказать, они же не отрежут тебе яйца?
— Сладенькая моя, мы не думаем, что эти причиндалы подходят для дам. Кстати, тут есть телефон.
— Вы что-то сказали?
— Телефон, моя сладенькая. Сладенькая моя… — И дальше, словно мы уже влюблены: — Кто-нибудь может приехать тебя забрать?
Ну и как это назвать, если не сексуальным домогательством?! Ты воспользовалась своим преимуществом, своим положением. Хочешь услышать правду? Так вот, ты вела себя как самая настоящая эгоистичная, эмоционально неустойчивая, чертова взбалмошная бабенка!
— Который час?
— Два часа. — Взгляд на дешевые наручные часы.
Два ночи. Вот уже семь часов, как уехал Эллиот. Сейчас мы могли бы быть в Мексике. Направляясь в Панаму. Через Сальвадор.
Как думаешь, что творится у него в голове? Он на два года бросает дела, отказывается от карьеры и обычной жизни, а его леди-босс приспичило прогуляться по Новому Орлеану.
— Сладенькая моя, мы уже закрываемся.
Тогда прямиком в клуб «Дрим герлз». Посмотрим, хватит ли у меня духу. Нестройные звуки музыки на сцене за рядами бутылок. Ну а теперь у них вырастут усыпанные блестками шелковые крылья, и они дружно вылетят через черный вход прямо в темное сырое новоорлеанское небо, навеки покидая эту убогую часовню. (Хотя, конечно, на таком расстоянии и под покровом ночи нам, смертным, они могут показаться всего-навсего гигантскими летающими тараканами.) А зеркала равнодушно отражают столы и скамейки, где я сижу в полном одиночестве.
На улице горы мусора, огромные блестящие зеленые пластиковые мешки, доверху набитые мусором. Тараканы. Не думай о тараканах!
Жуткая вонь из киоска с китайской едой, парочка, идущая в обнимку: девушка в белых шортах и бюстгальтере и парень в рубашке с коротким рукавом, оба сосут пиво из больших коробок типа молочных. |