Просыпайся, Эллиот! Мы будем ехать всю ночь и к утру окажемся в Мексике. Ну почему он не взял с собой паспорт! Мы могли бы уже быть в Нью-Йорке и ждать рейса на Рим. И тогда они ни за что нас не поймали бы!

Это на редкость неосмотрительно, это нарушение контракта, преступное непонимание тонкости данного механизма, степени уязвимости… СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИ!

А потом из Рима в Венецию. В мире нет лучшего города для прогулок! И тараканы не такие большие.

— Где здесь телефон? Вы мне не подскажете, где здесь можно найти телефон?

Бар на углу еще работает. Это другой бар. Нет, тот самый. Тот самый бар, где мы сцепились по поводу фильма «Прелестное дитя». Тот самый бар, где мы пили виски и джин, перед тем как отправиться в ресторан «У Майкла», и Эллиот еще сказал… Все, что говорил Эллиот. Вкус Эллиота. Прикосновение к его водолазке, обтягивающей мускулистую грудь. Рот Эллиота. Улыбка Эллиота. Эти голубые глаза, волосы в каплях дождя, и опять эта неподражаемая улыбка… Его поцелуй.

— Сюда, сюда, сладенькая!

(«Она здорово надралась», — «Она в порядке, в порядке».) Не-е-е-ет! Не в порядке!

Я опустила в телефон-автомат несколько четвертаков — один за другим, один за другим. Хотя не думаю, что мне надо было тратить столько монет. Напряги память! Сосредоточься! Похоже, надо бросить один четвертак и ждать ответа оператора. По правде говоря, я не звонила с платного телефона уже… три дня — или нет? Если через семь лет там остался прежний номер… А почему бы и нет? Ведь ничего не изменилось, все осталось на своих местах. 415-863-0422. В Сан-Франциско звонит телефон. Здесь сейчас два часа ночи, ну, тогда там всего лишь двенадцать. А в двенадцать Мартин Халифакс еще не спит.

Из бара вышел мужчина в совершенно ужасном костюме из полиэстера. Соломенная шляпа, тонкая белая рубашка, надетая поверх майки. Наверное, служитель культа, приехавший на конвент из Атланты.

Ох, как легко мы судим о людях, чья одежда нам не по вкусу! Но для местного слишком уж он аккуратный, весь какой-то наглаженный.

Ага, а вот и охранник Клуба, стоит, прислонившись к фонарному столбу. Хотя откуда мне знать? И все же здесь, на Бурбон-стрит, в два часа ночи, это единственный парень с загаром на миллион долларов, ровной белозубой улыбкой, в дизайнерских джинсах и в розовых теннисных туфлях. Все верно. Мы ведь не берем на работу уродов! (А телефон в Сан-Франциско продолжает звонить.) А еще тех, кто разгуливает в пончо, надетом прямо на голое тело, и в дешевых плетеных босоножках.

— Привет!

— Мартин?

— Да, это Мартин. А кто говорит?

Ты меня хорошо слышишь? Мартин, ты должен мне помочь. Мартин, ты нужен мне! — (Необходимо сообщить Мартину. Ведь именно Мартин послал его сюда. Черт побери, что мы скажем Мартину?! Она соскочила и выкрала Эллиота Слейтера!) — Мартин, ты нужен мне, как никогда! Мне необходимо с тобой поговорить.

— Лиза, это ты? Лиза, ты где?

— Мартин, я в Новом Орлеане. Прямо сейчас стою на Бурбон-стрит. И на мне только плащ-пончо и эти ужасные босоножки. И сейчас два ночи. Мартин, пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, приезжай! Я возмещу каждый цент, деньги — не вопрос. Ты можешь сесть на первый самолет и приехать сюда? Мартин, я понимаю, что слишком многого от тебя хочу. Понимаю. Понимаю, что прошу тебя все бросить и проделать две тысячи миль, чтобы мне помочь. Мартин, одной мне не справиться! Ты приедешь?

— Лиза, где ты остановилась? Можешь точно сказать, где ты?

— Отель «Мари Лаво», рю Сен-Анн, любой таксист знает.