Сначала в прошедшем июне встретился со своей сестрой Кейт, которая через неделю погибла. Теперь, через три месяца, большой брат говорит, что отец в коме. Не просматривается ли пугающая симметрия... картина?
Потом разберемся, сказал он себе. Сначала надо выяснить, что стряслось с папой.
Снова прокрутил запись на автоответчике, записал номер телефона, перезвонил по мобильнику. Ответил тот же голос.
– Том? Это Джек.
– Неужели? Давно пропавший брат. Блудный сын. Жив, на звонки отвечает.
На это не было времени.
– Что там за история с папой?
Джек никогда особенно не любил брата, но и не испытывал неприязни. Пока росли рядом, отношения не складывались. Том – официально Том‑младший, – будучи на десять лет старше маленького братца, принимал его за какое‑то лишнее домашнее животное, любимца родителей и сестры, не имеющего к нему ни малейшего отношения. Он с поразительной сосредоточенностью интересовался лишь самим собой. По словам Кейт, женился в третий раз, и она питала подозрение, что последний брак разделит судьбу предыдущих. Джек нисколько не удивился.
Том лет двадцать был филадельфийским адвокатом, теперь стал филадельфийским судьей. То есть служителем закона, шестеренкой механизма официальной власти. Тем более лучше держаться от него подальше. Суды на Джека дрожь нагоняют.
– Я уже почти все рассказал. Медсестра из больницы в городке Новейшн сообщила по телефону, что папа попал в ДТП, и...
– В какое ДТП?
– В дорожно‑транспортное происшествие и находится в тяжелом состоянии.
– Так. В коме, да? Боже мой, что нам делать?
– Не нам, Джеки, – тебе.
Ему это совсем не понравилось.
– Не понял?
– Кто‑то из нас должен ехать. Я не могу, Кейт нет, остаешься ты.
– Что значит ты не можешь?
– У меня... куча дел... судебные процессы.
– Не можешь поехать повидать отца, который лежит в коме?
– Сложный вопрос. Слишком сложный для обсуждения по телефону в такую рань. Достаточно сказать, что сейчас я не могу уехать из города.
Джек понял, что Том рассказывает далеко не все.
– У тебя неприятности?
– Неприятности? Господи, что за вопрос?
– Да просто говоришь странным тоном.
– С чего ты взял? – огрызнулся Том. – Мы с тобой лет десять не разговаривали, как ты можешь судить о моем тоне?
Пятнадцать – не так много, подумал Джек, а тон действительно странный.
– Обо мне не тревожься, – отрезал Том. – Подумай о папе. Он дал мне твой телефон перед отъездом во Флориду. Сказал – на всякий случай. Вот и настал такой случай, никуда не денешься.
– Ладно, – вздохнул Джек. – Пожалуй, поеду.
– Сколько энтузиазма!
Джек тряхнул головой. Во‑первых, не хочется уезжать из Нью‑Йорка по любым причинам, и точка. Во‑вторых, сейчас неудачное время для поездки во Флориду и в любые другие места – придется обождать с очередным только что взятым заказом. Хуже того, в столь экстренном случае автомобиль и «Амтрак»[1] исключаются. Придется лететь самолетом. Против чего он, собственно, не возражает, но с дополнительными мерами безопасности после 11 сентября аэропорты превратились в опасное место для официально несуществующих личностей.
Но отец лежит в коме во Флориде.
– В определенном смысле тебе повезло, что он в коме, – сказал Том.
Это еще что такое?
– В каком?
– В том, что он страшно злится, что ты не приехал на похороны Кейт. Если подумать, я тоже. Где ты был, черт возьми?
Джек почувствовал себя перед судьей, пусть даже судья случайно приходится родным братом. |